Беседа руководителя духовно-светского сообщества «Переправа» А.И. Нотина с писателем А. А. Прохановым

Встреча с Александром Прохановым произошла в редакции газеты «Завтра». Собеседники знают друг друга уже не первый год. Но особенно активно их отношения стали развиваться после того, как в 2007 году под Изборском, в десяти километрах от наших границ с Эстонией, была осуществлена их совместная акция по возведению Холма Славы с Крестом. Писатель Проханов воспринимается сегодня неоднозначно: как популярная политическая фигура, как страстный пассионарий, как человек искренний и вместе с тем эпатажный. На него в СМИ наклеено великое множество ярлыков. Что можно на это сказать? Александр Проханов – талантливый писатель, яркий публицист, и как публичный человек, как «раскрученная» фигура, он не всегда принадлежит только себе. Слишком много серьезных зависимостей. Но в любом случае писатель чувствует проблемы нашего общества по-своему не менее тонко, чем хирург – жизнь пациента во время операции.

На встрече писатель был  вежлив  и обходителен. Он продолжает осмыслять жизнь в ее постоянно меняющихся ракурсах. Идея Холма с Крестом как символа примирения сынов России друг с другом заметно изменила и самого Александра Проханова. В вопросах духовных он уже не тот непримиримый коммунист, каким был еще лет десять назад. Мир невидимый    и нематериальный начинает привлекать его все больше и больше. От атеизма он, по его собственным словам, перешел к позитивизму – а это для человека, идейно сложившегося и почти всю жизнь прожившего при советской власти, дело отнюдь не простое.

Некоторые из прежних соратников А.Проханова, интуитивно чувствуя его начавшийся исход из Красной эры, пишут ему  отповеди на форуме сайта газеты «Завтра», называют «предателем». Но разве можно назвать этим словом того, кто постепенно – и не без внутренней жестокой борьбы – приходит к познанию величайших духовных истоков своей любимой и многострадальной России? Поэтому, дорогой читатель, постарайтесь прочитать эту беседу с должным пониманием.

И еще: будучи человеком творческим, наш собеседник достаточно свободно употребляет некоторые церковные понятия в своей речи. Но все эти вольности носят образный, а не богословский характер.

Говоря так, мы отнюдь не стираем грани и не камуфлируем проблемы. Редакция далеко не во всем согласна с идеями писателя А. Проханова. И все же мы искренне стремимся найти в общении с ним позитив – точки соприкосновения.

Собеседники начали встречу с того, что вспомнили, как им посчастливилось найти под Изборском удивительно удачное место для возведения Холма, увенчанного Крестом.

А.И. – Само нахождение места для Креста было неожиданным. Мы ехали по дороге, и вдруг машина заглохла посреди шоссе. Взгляду предстал холм. Ныне приходится констатировать, что Холм стал уже вехой в вашей жизни. Так что уже сделано по реализации идеи Холма?

А.А. – Я думаю, что Холм – это такая сила, которая ворвалась в жизнь не только тех, кто его насыпал, устраивал, создавал, мечтал о нем, но сила, ворвавшаяся в русскую среду, в русскую жизнь. И ее всплески, ее рефлексы отзываются далеко и неведомым для нас образом. Что касается меня самого, то я думаю, что это явление – чудесное в моей жизни. Думаю, что это не я Холм создавал, а он меня. Полагаю, что это, возможно, такая моя исповедь, потому как я не слишком часто хожу в церковь на исповедь к священникам, не слишком часто причащаюсь. Так вот этот Холм с Крестом для меня в каком-то смысле – и церковь, и исповедь, и причастие, и просфора, и покаяние. Может быть, даже мое успение. Потому как во время возведения этого Холма происходили события и грозные, и страшные: я потерял маму. Незадолго до смерти, будучи совершенно советским человеком, вынесшим на плечах Красную эру, она крестилась. Чем, собственно, знаменовала для меня конец Красной эры. Своим Крещением она перебросила мост из Красной эры в нынешнюю, новую. Во время возведения этого Холма в жизни моей возникали странные обстоятельства и чувства, явления, которые меня заставили по-новому посмотреть на мою прошлую патетическую греховную жизнь. После того как мы воздвигли это Распятие, я написал роман, который так и называется «Холм». Я рассматриваю его как своеобразный акафист этой каменной иконе, которую мы там создали. И в этом акафисте я объясняю смысл этого холмотворения, я пою славу ему. И в своем романе я перед этим Крестом исповедуюсь во всех своих грехах и чаю бессмертия. Не моего личного, а бессмертия моего мира, моей России, моего любимого и драгоценного народа. Думаю, что когда люди приходили к Кресту на холме и бросали в подножие горсть своей родной земли, родовой, фамильной, могильной, у них тоже возникало ощущение, что они приобщаются к бессмертию. К Пасхальному Воскрешению из этой тьмы, из погибели, из поражения страшного – к бессмертию. Вот что для меня Холм. Он часть такого миросознания, которым отмечена философия Пятой империи, которая, конечно же, не является политологической моделью, государственной доктриной. Это духовный экспрессионистский этюд, всплеск, который потом будет прочерчен на лике нашей родины, я уверен. Прочерчен дорогами, машинами, городами, ракетами, оборонными системами, храмами, тропами молитвенников, книгами новых духовидцев, чающих нашего русского бессмертия, политиков, властителей, святых отцов, полководцев. В итоге – построение этой Пятой империи, которая будет создана несколькими поколениями русских людей, заложившими на верфях новое, пятое по счету, Русское государство. Мне кажется, итогом образования этой империи должно стать окно в Небо, такой коридор, такой тоннель из нашей земной реальности в горний мир.

А.И. – Холм и Покаянный Крест – это символ грядущей Пятой империи. И, видимо, он каким-то образом отражает ее очень важный принцип.

А.А. – Если я скажу, что в основу Пятой империи будет положен принцип православия, это будет и правда, и неправда. Потому, что Русская империя, конечно же, многоконфессиональна. Думаю, что к этому Холму будут приходить, считая его своим, приносить свои духовные дары и мусульмане, и иудеи, и буддисты. И, может быть, язычники. Потому что атеисты, люди, поклоняющиеся машинерии, технократы советские, – это же язычники своего рода. Поэтому я думаю, что в этой империи найдут свое место все русские люди. Причем русскими людьми я считаю не только людей православных, русских по крови, но и людей, представляющих сложный многомерный русский мир.

А.И. – Есть небольшой, узкий круг людей, которые собраны вокруг Холма, но он все время расширяется. Это люди, которые болеют за нашу землю, видят дальше своего кармана и своей утробы.

А.А. – Думаю, что сама идея Холма – это стомерное явление. Когда мы говорим о соотечественниках, которые собираются вокруг этого Холма и приносят землю с перевала Сен-Готард, который штурмовал Суворов, из-под церкви трех адмиралов в Севастополе, из Экибастуза, который строили великие советские строители. Когда они будут сыпать эту землю, эту материю в этот Холм, материя должна одухотворяться, преображаться в такие духовные хлебы. И мы должны этой мистерией сказать, что русский народ является временно разделенным, рассеченным народом, что мы этой мистерией это разделение прекращаем. Что мы соединяем частицы этой просфоры в единое русское Христово Тело, мы говорим, что это – русское пространство, что мы опять собираем это истерзанное пространство в единое целое. Крест и является символом имперских русских пространств. Мы говорим об имперском характере русской истории, это имперская акция. Мы собираем разбросанные камни Русской империи, русского пространства и, прежде всего, русского народа. До этого, когда мы собирали земли по Псковской губернии, мы говорили о временах, мы собирали эры, мы собирали эпохи. Мы действовали в категории времени. Соединяли растерзанное русское время. Собирали время Первой империи, языческой нашей, православной киевской, новгородскую империю соединяли с империей Романовых, а империю московского царства Рюриковичей соединяли с Красной, сталинской империей. А все вместе соединяли с нынешней Пятой империей. Мы работали с категорией времени. А сейчас мы работаем с категорией пространства.

А.И. – Кому не должно быть места в этой империи?

А.А. – Я думаю, что не получится поставить у врат Пятой империи архангелов, которые брали бы пропуска. Но мне бы очень не хотелось, чтобы в мою империю вошли лютые враги.

У этой империи есть свои злодеи, но они не являются ее врагами. Тот же Малюта Скуратов сдирал кожу с некоторых людей, выполняя приказ своего государя. Я не хочу, чтобы те силы, которые ненавидят мою империю, которые раскассировали ее в 17-м, 18-м, 19-м годах, потом в 91-м году, чтобы они там появились. Если бы я стоял в дверях рядом с архангелом, то не вмешивался бы, но если на пороге появился бы Б.Н. Ельцин, то я бы закричал: «Архангел, святый, не пускай его! Изыди, сатана!»

А.И. – Идея вас держит в полете. Все, что вы говорите, воспринимается с большим интересом, потому что вы не прислушиваетесь к политической конъюнктуре.

В этой связи хочется верить, что направление, которое берет в своей теоретической заданности Пятая империя, будет успешно сочетать имперское начало и духовную традицию, которая существует уже тысячу лет. И чтобы не было этих страшных ошибок, которые сопровождали построение социализма на земле в начале двадцатого века.

А.А. – Я тоже так считаю. Но надо иметь в виду, что Первая империя, столица которой была в Старой Ладоге, а потом переместилась в Новгород, погибла; значит, и с ней не все было ладно. В ее основание было положено несколько злодейских камней. И если погибло московское, на семи холмах возникшее царство, значит, и там было не все ладно. Нам надо понять, что в нашей истории важнее: тенденция, созидающая нас, или тенденция, нас разрушающая. Можно сказать, что русская история – это непрерывное разрушение, непрерывное крушение царства. А можно сказать, что русская история – это непрерывное восстание из праха. Непрерывная Пасха, непрерывное Воскрешение. И то и другое верно. Я думаю, что не нужно этого бояться, ибо нет ничего вечного на Земле. Что лучше: один раз создаться и просуществовать тысячу лет, а потом исчезнуть или жить этими постоянными пульсациями? Причем дорого обходящимися и России, и народу. Вообще, империя – это дорогое дело, дорогое удовольствие. А судьба русского народа – это вообще непрерывные слезы. Наше бремя – это бремя слез непрерывных: никогда в России не будет рая, никогда не будет благодати…

А.И. – Для наших соотечественников за рубежом эти идеи, похоже, очень близки и они не раз еще соберутся перед Крестом. Правда, их не надо идеализировать. Но есть незадействованный потенциал и здесь, и за границей. И его надо выявить. И еще один момент. У меня ощущение тотальной вселенской деградации: в философии, в политике, в науке, в культуре, в экономике, в финансах, в конфликтности, в экологии. Это, собственно говоря, веерная ситуация: куда ни кинь – всюду клин. Промысл действует своими тысячелетними мазками, некоторые из которых вы выхватываете своей интуицией. И вот – вопрос: а есть ли все-таки выход или его нет? Если мы говорим об экологии, то авторитетные ученые утверждают: у человечества нет технических средств, чтобы остановить все это безобразие. В этом смысле можно сделать вывод о том, что мы обречены. И здесь встает вопрос: а может, вся эта наша рваная история с ее постоянными спадами и подъемами, созиданиями и разрушениями, может, смысл-то ее как раз в том и состоит, чтобы нас специально сохранять в таком состоянии, в котором мы только и способны формировать новые подходы, новые смыслы, новые пути.

А.А. – Не знаю, не мне судить. Первый крах случился через двести лет. Второй повторился тоже через двести лет. Третий крах русских повторился через триста лет. Еще раз – через 70 лет. Горечь этих поражений, как мне кажется, должна быть искуплена идеей, что каждый раз Россия предлагала миру альтернативу. Она всякий раз упрекала мир в том, что он неправильный. И она уповала на инобытие. И весь мир ополчался на Россию и затаптывал ее. Но и в самой России были силы, которые не хотели той инакости. Они хотели быть как мир, как все. Все эти «черные дыры» русской истории каждый раз были связаны с неудачными попытками предъявления себя в качестве вселенской альтернативы. А поскольку, как мне кажется, русским людям и в русской истории вменена задача именно эта и никакая другая, – показывать миру, что он не таков, а есть иные пути, иные возможности, есть инобытие, – то эти самые падения нам гарантированы. И на это не надо роптать, с этим надо смириться. Что касается потенциала, о котором вы говорите, то, конечно, его можно задействовать. В народе есть трудовой потенциал, есть интеллектуальный потенциал, есть финансовый. Может, у наших зарубежников есть толстые кошельки. Хотя уж такие толстые кошельки образовались здесь в России, что грех обращаться за финансовой помощью к соотечественникам за границей. Мне кажется, что во всем том, что мы делаем, важнее всего является не идея организации и не идея концентрации материальных ресурсов, а идея концентрации метафизического ресурса. Чтобы все русские люди, рассеянные по всему миру, думали друг о друге, думали о Родине. И это думание уже есть вклад. Потому как само думание – если оно еще и молитвенное, если оно еще и желание блага – оно и есть концентрация этих огромных духовных ресурсов. Мне кажется, что в русской истории есть категория, которой не оперируют историки. И категория эта – русское чудо. Это особая категория, которой описывается вся русская история. И оперировать этой категорией может только человек духовный, с мистическим опытом, верующий, религиозный человек. И тогда эта категория становится удивительно творческой. И упование не на нефтедоллары, не на крах Америки, не на стычку той же Америки с Китаем, а на русское чудо как на данность – это и есть существо создания новой России как великой державы.

В основе ее лежит идея русского чуда. А чудо это – как и всякое чудо – имеет самые разные образы. То, что после 90-х годов возникло Русское государство, – это есть чудо. Ведь для его создания не было никаких предпосылок. Мы должны были исчезнуть. Мы были брошены на плаху, вокруг которой стояли сильные, кровожадные, жестокие палачи, которые нас на ней резали и рубили. Мы не должны были встать с этой плахи. То, что произошло, – это чудо. Некоторые говорят, что появление Путина – это чудо. Но непонятно, кто кого спас: Путин – государство или государство – Путина.

Когда поднимаешься на Холм, возникает ощущение Столпа в Небо. Очень важно, чтобы в России возник этот Столп, Столп в Небо, по которому русский человек мог воплотить свои чаяния, узнать, как устроены чертежи рая… чтобы, вернувшись оттуда, он сказал, – сколько нужно сажать деревьев, строить дорог, как создавать семьи, как относиться к царям, вождям, к себе самому, к цветку, к звезде небесной, к иноверцу и к инородцу. Эти огромные знания могут быть даны человеку, если он поднялся туда, в Небеса. Вообще мне кажется, что смысл Церкви как таковой состоит в том, что ее святые, ее старцы создают эту коммуникацию, этот световод в Небеса. И оттуда, с Небес, они вливают в наши одряхлевшие жилы эти светоносные энергии, этот свет небесный, это знание.

А.И. – Дело в том, что мы сейчас находимся и в тупике, и на пределе возможностей. Это ощущение предела носит всеобъемлющий характер везде, во всех сферах. Причем у многих проблем есть ведь очень простые решения. Ту же экономику можно развивать по пути расширенного производства, а можно и смирить свои потребности, свое «я», свою гордыню, свое тщеславие, свое возношение. И вернуться к каким-то естественным нормальным основам, которые знает религия. Человеку очень сложно это сделать, потому что он пока еще подчинен совершенно иному вектору развития.

А потому для меня метафизика Холма еще и в том, что он пробуждает в человеке конструктивные мысли о здравом начале, которое прописано в христианстве. А еще мы хотим пригласить туда молодежь, потому что с ней – просто беда. Сейчас много говорят о возрождении пионерской организации. А на какой духовной основе она будет возрождаться? Ведь сейчас вся духовно-нравственная сфера отдана на откуп рынку. А без духовной основы государство существовать не может. Каким богам они будут молиться? Каким силам служить? Есть уже опыт, в том числе и наших соотечественников за рубежом. Опыт «Витязей», Николая Федорова, опыт владыки Михаила Женевского, который возглавляет западно-европейское православное молодежное движение «Витязей». Рациональное начало в современном человеке следует совместить с нормальным понимаем веры. Общенациональным проектом могло бы стать создание всероссийской системы летнего отдыха детей на базе лагерей «Витязей», лозунг которых – «За Русь, за Веру!» Их должно быть не три на всю Россию, как сейчас, а тысяча три. Опыт «Витязей» насчитывает девяносто лет, все здесь отточено и отработано, проверено временем. Мы будем объединять вокруг этой идеи бизнесменов, потому что молодежь надо не только вытащить из грязи, но и дать прочную духовно-нравственную основу.

А.А. – Впереди огромное напряжение всех, к сожалению, мало оставшихся в России сил. Надо вырваться из этого застоя, где все копошатся, как черви. Сегодня страна наша напоминает огромное неподвижное мертвое тело. Но при этом в каждой его клетке сидит пульсирующий червяк, который поедает его. Страшное ощущение динамизма этой жизни. И огромной общей окостенелости и омертвелости. Это, повторяю, мертвый кит, который весь кишит жизнями. Жизнями китоедов. Эта неподвижность должна быть смята вихрем развития, инициатором которого должно стать государство, и только государство. И это развитие – материальное, экономическое, военное, оборонное, культурное, духовное, церковное, мистическое, – должно перевести нас с этого ужасного уровня, на который мы упали, на качественно новый уровень. Продолжительность жизни не является мерилом человеческого смысла.

А.И. – Мне кажется, что мы должны уже сейчас думать о движущих силах. Вспомним, сколько апостолов было, – семьдесят? Даже мой маленький опыт семинаров с молодежью показал – как в капле воды, – что она нуждается в глубоком осмыслении своей жизни. Ведь она должна защититься от той жизни, которую ей сейчас навязывают. И, прежде всего, от дикой, разнузданной, варварской, языческой, агрессивной духовной среды. Обратите внимание на то, что творится сейчас в СМИ – магия, НЛО, колдуны, экстрасенсы... Плюс рынок, конкуренция, дикие условия выживания, высокая стоимость ипотечных кредитов, невозможность выбраться из этого мешка, в который она погружена. В наши годы такого не было. Мы вырастали в иной среде. Нас никто не бросал посреди реки и не заставлял плыть против течения. Огромное психофизическое давление оказывается на эти молодые неокрепшие души. В этих условиях они обоснованно спрашивают: что нам делать и как нам быть, ради чего жить?

А.А. – По существу я бы вам ответил только одно: Россия должна превратиться из этого гнилого рухнувшего сруба в звездолет, чтобы взлететь в духовный космос. Дело ведь не в том, чтобы ты, молодой человек, получил хорошую ипотеку, голубой унитаз, ходил два раза в фитнес и один раз в храм, дело не в этом. Ты должен пробудить глубинные реликты, русские архетипы. Русский архетип, я считаю, это человек, который всегда строил звездолет. Скажем, в период Киевско-Новгородской Руси этот звездолет расписывался фресками Дионисия и иконами Рублева, затем картинами Серова и Репина, требовал огромных энергетических и духовных затрат. В нем одновременно были философ-космист Николай Федоров и святой праведный Иоанн Кронштадтский. Задача, которую надо поставить этим молодым людям: Россия опять должна стать звездолетом.

А.И. – Архетип проявляется. В молодых бьется, рвется наружу ощущение своей причастности к родной стране, к ее истории. Но все, что вокруг них, отвращает их, затемняет их сознание, пытается задавить ростки самосознания. Задача состоит в том, чтобы сохранить это живое, доступное нам начало, и дать ему толчок. В молодом русском человеке, и в самом деле, заложен громадный потенциал. Отчего? От этой безысходности. Была бы сейчас сытая жизнь, как в Западной Европе, мы бы до молодежи не достучались. Почему они идут сегодня к нам с вопросами? Почему едут на Холм? Потому, что они получают оттуда смысл, силу. Получают ту базу, отталкиваясь от которой, они могут возрастать духовно. А это для них жизненно важно. Они начинают понимать: человек действительно нечто большее, чем ипотека, деньги, карьера, слава. «Царство Божие внутрь вас есть» – это они тоже начинают понимать. Проблема в том, что мы не даем им этого знания и опыта в приемлемом объеме и должной форме. Мы не доставляем этого знания в их молодежную среду.

А.А. – Важен язык. Когда я разговаривал с одним из крупных современных политтехнологов, он мне признался с горечью: у нас, говорит, много денег, но нет языка и нет смысла. И потому разговор не только с молодыми людьми, но вообще с народом – он утрачен. Я вот слушаю проповеди некоторых пастырей. А пойди ты с этим лексиконом, с этой мелодикой к молодежи – что из этого выйдет, как с ними говорить? Вопрос в новых пророках, в новых адептах, новых проповедниках. Причем этих людей ведь не пускают на телевидение. Там сегодня другие пророки, другие проповедники. Поэтому я думаю, что Холм сегодня – своего рода амвон, с которого эти идеи, эта лексика зазвучит. Вокруг него действует другой, невидимый глазу, духовный ретранслятор. Уверен, что таких холмов, в том или ином виде, очень много возведено теперь в России. И они друг друга окликают. Перекличка холмов, крест с крестом говорит.

А.И. – Есть ощущение, что эта духовная среда вовлекает в себя все новые круги. Даст Бог, летом нам удастся собрать у Холма с Крестом представителей рода Романовых, Русской зарубежной церкви, глав диаспор, МИДа, руководителей регионов, государственных чиновников, которые подъедут не по протоколу, а прежде всего, по велению сердца. Мы поднимаемся по ступенькам к Кресту, и у меня такое ощущение, что это не мы сами идем, а Господь нас по ним ведет, заставляя переходить с одного состояния духа в другое.

А.А. – Мне хочется взять и измерить магнитное поле у этого Холма или проследить радиоактивный фон. Там что-то происходит, там идет какая-то изотерма… ведь когда среди этого толпища прилетел аист и сел на Крест, – это было какое-то чудо. А было и еще чудо. Владыка Евсевий, который стал теперь митрополитом, поначалу внутренне относился к этой идее сдержанно. Но незадолго до освящения Холма мне удалось подвезти его на место, когда там еще не было Креста, а только груда камней. Там прорастала яблоня, из этих камней, и на ней были плоды. Владыка, несмотря на больные ноги, опираясь на посох, сам обошел весь Холм. «Да это русская Голгофа», – сказал он. Потом сорвал с дерева яблочко и угостил меня. Он откусил от этого яблока, и я откусил – как преломляют хлеба. После этого он мгновенно смягчился, благословил всех, а потом сам прибыл на освящение. Помните, как много было духовенства? Целая рать! И было третье чудо, когда я примчался из Москвы, еще не заезжая к вам, из Старого Изборска, и сразу подъехал к Холму. И там у меня, у этого Холма, часы сбросили два часа времени. Это произошло как на моих механических, наручных, так и на электронных часах мобильного телефона. Мне как бы подарили два часа жизни. Я не могу это ничем объяснить, кроме как таинственной для меня благой аномалией.

А.И. – Надеюсь, что чудесные события под сенью Креста будут происходить там и впредь. Спасибо вам, Александр Андреевич, за содержательную и интересную беседу.

А.А. – Всегда рад нашим встречам.

Перейти к содержанию номера