Май месяц. Нас трое священников. У нас обширная программа путешествия. Ночью из города Кулебаки на машине отца Иоанна едем в Москву в аэропорт Шереметьево. На платной стоянке оставляем машину и ждем рейса на Салоники. В Салониках арендуем машину, добираемся до морского порта, на пароме плывем в Барии, чтобы утром быть у мощей святителя Николая. Вечером того же дня плывем на остров Корфу к мощам святителя Спиридона Тримифунтского. И только после этого наш путь по морю в Грецию в Уронополис, который, собственно, уже на границе с Афоном и именуется входными вратами в «ковчег Православия». Несколько дней путешествуем по монастырям Афона, забираем икону Божией Матери “Всецарица”, которую заказали в монастыре Ватопед для нашего храма в Ардатове, и возвращаемся в Россию.

Уже в Шереметьево я стал задумываться: а по силам ли мне такая нагрузка? Бессонная ночь в машине до Москвы. Перелет в Грецию. 400 километров от Салоник до порта в Игуменице. Ночной паром до Италии. День на ногах в Барии. Ночной паром на остров Корфу. День на острове. Еще один паром до Игуменицы и дорога до Уранополиса, после которого только и начнется Афон.

- А если в каюте парома они начнут храпеть? – нагонял я на себя страху. - А если мне на каком-то промежутке пути станет плохо? И что? Кто в море окажет помощь? Хорошо, если доплывем до Италии, а там в больницу? Разобьет паралич, как забирать будут? Или, не дай Бог, скончаюсь… Сколько хлопот, неодолимых препятствий возникнет у родных и близких, которые ни связями, ни деньгами не располагают…

Одним словом, накрутил себя, поднялось давление. В медчасти аэропорта дали таблетку. Не помогло. Уже пригласили на посадку. В беспошлинном магазине купил бутылочку виски. Раньше это помогало расслабиться и снять напряжение. Не помогло. Поднялись в самолет и  заняли места. Взлетали. Сразу же стали читать акафист святителю Николаю. Пропели величание ему и Спиридону Тримифунтскому. Самолет полупустой. Перед нами сидели трое. Причем один очень благообразного вида с седой внушительной бородой. Я с ним поздоровался, когда рассаживались, и подумал: священник. Стюардессы стали предлагать обед. И тут я почувствовал, что теряю сознание. Отец Иоанн успел протянуть мне флакончик с нитроглицерином. Я кинул таблетку под язык…

Очнулся в каком-то тумане. Надо мной склонился благообразный попутчик и пытался измерить давление стареньким тонометром, который дали испуганные стюардессы. Принесли сладкий чай с лимоном. Я медленно приходил в себя.

- Ну ты и напугал нас, отец! – сказал отец Иоанн. – Позеленел. Холодный. Пульса нет…

Тот, кого я принял за священника, был врачом из Москвы, который регулярно вот уже несколько лет летал на Афон в монастырь святого великомученика Пантелеимона лечить братию. Он участливо и даже с состраданием смотрел на меня.

- Сейчас мы приземлимся в Салониках. У вас три пути. Продолжить путь с вашими друзьями. Лечь в стационар в Салониках, пока врачи окончательно приведут вас в себя. Либо ехать со мной до Уранополиса, где мы переночуем в монастырской гостинице, а утром - на Афон. Меня зовут Евгений Анатольевич.

Конечно, я выбрал последнее. Таким образом я отсоединился от нашей маленькой группы и сразу попал на Афон в русский монастырь святого великомученика Пантелеимона.

И в этом, я не сомневаюсь, был промысел Божий и помощь Царицы Небесной. Все складывалось как нельзя лучше. Высшие силы довольно жестко поменяли направление моего пути, разместили рядышком врача с Афона.

Мои друзья были несказанно рады, что избавились от проблемного попутчика и передали его в надежные руки. В противном случае им бы пришлось возиться со мной, устраивая в больницу, хлопоча о переводчике. Да и вообще, если честно, поездка была бы скомкана и испорчена.

Все пошло как по маслу. В аэропорту Евгения Анатольевича ждала машина, на которой мы добрались до Уранополиса и маленькой монастырской гостиницы, в которой разместились в одноместных номерах. Вечером гуляли по набережной и принимали приветствия радушных греков, шутивших на политические темы: Обама и Меркель – путана, Путин – хорошо!

Утром без всяких проблем и очереди получили Афонскую визу. Евгений Анатольевич удивлялся:

- Впервые за 18-ть моих поездок на Афон не было очереди… Нос к носу столкнулся с нашим владыкой Варнавой, который путешествовал один без свиты и помпы с рюкзаком за плечами и спрятанной за отворот подрясника панагией.

- Так вы же меня сами благословили на поездку!

- Верно, - улыбнулся он и осенил меня крестом.

В монастыре я провел неделю, никуда не отлучаясь и находясь под внимательным и даже ласковым присмотром моего нового друга Евгения Анатольевича.

Про Афон я специально не читал. Но когда попал сюда, понял, что Афон - совсем другой мир, другая планета, которая вращается вокруг духовного солнца – Господа нашего Иисуса Христа. Я ждал этой встречи, я желал ее давно и знал, что ощущения будут необычные. И не ошибся. Последнее время я ощущал какое-то внутреннее отупение, нечувствительность и равнодушие ко всему. Это меня пугало. От Афона я ждал смены дыхания, новых ритмов, чувств.

Почти сразу, в первый день и первую ночь я понял, что на Афоне действуют совершенно другие духовные законы, чем в остальном мире.

Прежде всего - закон центростремительный. То есть все, кто живет на Святой Горе и приезжает сюда, добровольно устремляются к Богу, Который находится в центре мироздания. И по закону, который открыт святыми, чем ближе человек к Богу, тем ближе к другому человеку. Это ощущается на каждом шагу.

Такого обилия светлых лиц, светящихся глаз, внутренней готовности помочь и поддержать ближнего я не видел. Наверное об этом пишется в Деяниях апостолов: и было у них одно сердце, и одна душа.

Уже на пароме бросилась в глаза характерная особенность – среди разноязыкого и разноплеменного сообщества паломников не было женщин. Это было похоже на большую группу новобранцев, которая двигалась на сборный пункт перед отправкой на войну. Впрочем, так и было.

Мы плыли на передовую, на фронт духовного сражения с силами, которые не боятся ни ракет, ни самолетов, ни танков. Это силы злобы поднебесной, как говорит апостол Правел. Оружие против них – молитва, пост, строгое следование монастырскому уставу, послушание, исповедь, церковные таинства. Всем этим арсеналом Господь обильно снабдил верных Ему и понимающих всю меру ответственности и важности этого противостояния.

Важности для всего мира, для всей вселенной.

Итак, здесь, на Афоне, действует главнейший из всех законов – закон центростремительный.

В мире обычного человеческого общежития – закон центробежный.

Чем дальше человек от Бога, тем дальше и от ближнего своего. Плоды действия этого разрушительного закона мы видим повсеместно: вражда всех против всех, войны без смысла и логики, уничтожение слабых, ненасытная алчность так называемого мирового бомонда, катастрофы, болезни, плач и скорбь.

Иначе и быть не может. Человек создан Богом для усыновления в Боге, для любви Божией. Вне Бога нет счастья, нет смысла. Вне Бога царствует князь мира сего – лжец и человекоубийца, как характеризует его Священное Писание. Это чувствуешь на Святой Горе всем сердцем, всей кожей.

Афон – второй удел Божией Матери. Ее райский сад. Ее материнская забота осыпает всякого прибывшего сюда бисером чудес – больших и маленьких. Все, что происходит тут, что окружает, создает сладостное, из детства памятное ощущение материнской всепроникающей любви.

Если продолжить тему сада, то скажу, что матушка моя, как и многие женщины на Руси, занимается огородом, выращивает все необходимые и приспособленные для нашей погоды фрукты и овощи. Сам я далек от всего этого, но краем глаза и частичкой уха все-таки что-то воспринимаю. Скажем, чтобы вырастить качественные помидоры, их надо освобождать от боковых побегов, так называемых пасынков. Иначе они заберут все силы у стебля, и помидор получится мелкий и невкусный. Так вот, на Афоне обрывают все ненужные пасынки наших страстей, привычек, житейских устремлений и забот. Все направлено на то, чтобы расцветала и развивалась душа, устремленная к Богу. В обычном, столь знакомом нам мире, происходит обратная селекция. Все силы направлены на подкормку пасынков – наших страстей и неполезных привычек, наших житейских чаяний, на их гипертрофированный рост. Душа сохнет, чахнет и в конце концов умирает еще при жизни человека. Здесь же, на Афоне, сознательно и решительно отсечено все, что грубо владеет человеком в жизни.

Не буду описывать монастырь. Как архитектурный ансамбль - он прекрасен, ухожен, благоустроен. Одновременно это крепость, дом и мост, ведущий в небо.

Ночь приходит и опускается внезапно, как мягкое плотное одеяло. Монастырь не освящается, только слабые светодиоды обозначают основные направления. А потому миллиарды звезд еще раз подчеркивают безмерное богатство и щедрость Отца Светов. На зов колокола к службе бредут цепочки карманных фонариков, обозначая движение богомольцев.

 Здесь, на Афоне, видишь реальное воплощение суровых слов Спасителя: “Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и жизни своей, тот не может быть Моим учеником; и кто не несет креста своего и идет за Мной, не может быть моим учеником”. Лк. 14. 25-27.

Мои спутники, которые были и в других места Афона, рассказывали, что видели монаха, который жил в скиту 55 лет и никуда не отлучался из него.

Вот бьет ночью главный колокол, зовет на службу. Голос его – раскат множества громов. Кажется, горы двинулись с места. Через какое-то время включаются другие колокола. Целая колокольная буря несется над островом. Пятна фонариков обозначают путь тех, кто в сплошной темноте идет на службу. Долгие напряженные службы. Полумрак. Свечи зажигают только в положенные торжественные моменты.

Я подумал, что пребывание на Афоне можно сравнить с прямым массажем сердца. Такого размягчения, такого воскового таяния его я не припомню. А потом обильное и внезапное течение слез. Из глаз, из носа. С чего вдруг? Понимаешь – это подарок. Сладостный и незаслуженный. И от осознания этого еще чаще достаешь платок. Чувствую любовь ко всему. Ко всему миру. Ко всему, на что направлен мой внешний и внутренний взор. Вдруг с пронзительной ясностью вижу лицо давно умершей бабушки – Анны Андриановны – в каком-то золотистом и спокойном свете. Потом еще кого-то. Сила чувства тепла, любви и света такова, что боюсь не выдержать этой переполненности. И вдруг словно краник перекрыли. Спало сладостное напряжение. Остались память несравненного переживания и благодарность за него. 

Еще можно сравнить пребывание здесь с состоянием человека, который отлежал ногу, а потом правильно повернулся, и кровь с покалыванием начала живительно циркулировать. Как живут там? – спрашивают меня. Отвечаю: Там живут по законам добра и веры. Главный вектор движения – вертикаль, а в обычном мире - горизонталь. Там живут альпинисты духа.

Человек приносит туда тело и душу, чтобы изменить их, сделать способными к восприятию Царства иного, мира Небесного.

Опоздал на трапезу, но меня пустили, хотя все, кроме послушников, ответственных за уборку, разошлись. Уже в следующие разы я видел, как в самом начале молитвы «Отче наш» закрываются высокие двустворчатые двери трапезной, и никого до окончания трапезы не впускают. Читаются жития святых или поучения святых отцов. Никто не говорит. За этим строго следят. Но в первый раз меня посадили к столу, где еще стояла большая миска с супом и порция омлета с зеленью. Ел и слушал перекличку трудников, убирающих со столов. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!» Другой отвечает: «Пресвятая Богородица, спаси нас!» И так непрерывно с интервалов в несколько секунд. 

По территории бродят тощие кошки, просят еды. Случайный спутник сказал, что мышей кошки не едят из благочестия. Я оценил шутку. Особенно достается им Великим постом. Тогда и капусту квашеную подъедают. А в горы не пойдешь. Там лисицы и шакалы. Впрочем, лисицы и по монастырю гуляют ночами. Парами…

Спросил молодого, совсем еще розовощекого и безусого послушника, как он попал в монастырь, откуда родом.

- Нам не благословляется рассказывать о себе…

С кем только ни сталкиваешься и чего только ни наслушаешься!

Владимир, закончил когда-то истфак МГУ. Читает молитву о России, которую нашел в газете еще от 1905 года.

- Представляете, ничегошеньки не изменилось! Технологии поменялись – и только! Вы знаете, замечаю, что люди в Москве боятся моего громкого голоса. Изменения на антропологическом уровне… Нет моделей общения полов. Дьявол старается, чтобы вовсе не рожали. А еще, я бы Сноудена из АНБ причислил к лику святых. Вы даже не представляете, как он помог России! Сейчас умникам из Штатов приходится полностью менять свою военную доктрину…

Другой собеседник, Михаил, заговорил со мной на берегу моря, когда я искал место для уединения и молитвы. О него я узнал, что Петр Первый после его поездки в Голландию был подменен на двойника, отчего так дико и жестоко, антинародно пошли все его реформы.

- Вы только сравните его портрет до поездки и после… И все поймете…

Или вот еще отец Геннадий из-под Тулы. У него в кумовьях сам патриарх Кирилл. Знакомы еще по Петербургу, где отец Геннадий заканчивал семинарию.

- Отец, тебе чего-нибудь надо? – спрашивал он меня. – Повышения по службе? Награды?

Только не говори, что всем доволен. Ты сколько уже служишь, а креста с украшениями не заработал. И митры нет… Ничего, погоди. Я записал твои данные, и адрес епархии знаю. Жди указ на митру.

Или вот Сергей из Белоруссии. Стоит рядом со мной, мечтательно смотрит на море. Минуту назад познакомились.

- Представляете, путешествовал по Испании. Страна христианская вроде, а на всю страну всего пять православных приходов. А мы там кинулись недвижимость скупать. Ну – купишь, а где молиться будешь? Они и то понимают. Плыву на пароме, слышу испанскую речь. Оказалось, группа из Коста-Рики. В руках у них книжка: «Католичество или православие». Плывут за ответом на Афон.

А разве можно забыть монаха Богдана, который ищет правду по всей земле-матушке. Бывший сиделец со стажем, «гастролер», весь Союз объездил, как сам говорит. Голос сиплый, лицо как сильно мятый картон, зубов практически нет. Постригли в монахи в Крыму, когда он уже умирал. После пострига ожил. И сейчас скитается, ищет, к какому монастырю прибиться. Братия здесь на него косится, но духовник отец Макарий благословил переночевать. Смотрю, идет в подряснике, согнувшись, руки за спину, как привык на зоне. Живой благоразумный разбойник. 

Здесь «византийское время». Отличается от московского и греческого примерно на 3,5 часа. И от этой смены все путается поначалу. День с ночью, сон с молитвой, служба с трапезой.

Святая гора, Святая Земля, Русь святая. Вот и все места на земле, которые зовутся святыми. На Афон женщинам нельзя. Они только на прогулочных катерах и пароходиках плывут вдоль побережья, смотрят в бинокли, молятся, если хотят. Но я подумал, что некоторые женщины на Афоне все-таки присутствуют. Это святые жены в образах на иконах, фресках. Это Божия Матерь, покровительница Святой горы.

С балкона увидел на берегу моря человека, громко читающего молитвы. Можно ли где-то на курорте, на отдыхе у моря-океана представить себе нечто такое? Не поймут. Примут за ненормального. А тут все органично, красиво и понятно.

Если во внешнем мире Церковь Христова – лишь украшение, драгоценное вкрапление в общий житейский суетливый поток, то здесь – напротив. Осколки мира лишь долетают до целостного строя жизни во Христе и по Христу.

Игумену монастыря старцу Иеремии в октябре исполняется 101 год. Каждый понедельник сам плавает в Уранополис за продуктами, грузит мешки и коробки.

В следующем 2016 году исполняется 1000-летие присутствия русских на Афоне. Предполагаются большие торжества. С древнейших времен святые отцы сравнивают Церковь Христову с Ноевым ковчегом, в котором спасается искупленное кровью Богочеловека “малое стадо” от бушующих волн житейского страстного моря. Это символическое уподобление дополняется Афонским преданием. Согласно ему стук в деревянное било, призывающий монахов на богослужение, напоминает о стуке молотка праотца Ноя, когда он строил ковчег и призывал допотопных людей к покаянию и обращению к Богу. Ноя никто не услышал. Так и ныне голос церковного била и колокола призывает всех в храм Божий к покаянию и молитве.

Вернувшись в Россию, остро почувствовал, как теплохладно мы живем, как стремительно несет нас по жизни ветер времени, не давая задуматься о главном. И со страхом замечаю, как сам охотно подчиняюсь этому слепому течению.

Господи, помоги!

 Протоиерей Михаил Резин

05.06.2015