Этот вопрос мы задали нескольким друзьям Переправы. Первым публикуем ответ Бориса Николаевича Тарасова.

Скажу, как историк литературы. Этот предмет – всё ещё новый для нас –  дает ключ к пониманию  русской классической литературы, изображающей фундаментальные противоречия внутреннего мира людей, сочетания в их душах добра и зла, светлых и тёмных начал, противоположных помыслов и страстей, их открытостью безднам греха и высочайшим духовным взлётам. После грехопадения человеческая природа оказалась расколотой и двойственной, соединяющей в себе, если воспользоваться известными строками Г.Д. Державина («я царь, я раб, я червь, я Бог»), высшие «царские» (совесть, любовь, милосердие,  честь, достоинство, справедливость и т.п.) и низшие «рабские» качества (гордыня, зависть, тщеславие, властолюбие, сластолюбие, гневливость и т.п.). Человек, пишет К.Н. Батюшков, есть «создание слабое, доброе, злое и нерассудительное; луч божества, заключённого в грехе». Отсюда тянется нить к тютчевским метафорам, представляющим человека как парадоксальное сочетание «божественного огня» и «ничтожной пыли». И Достоевский размышляет о падении человека с «высокого места»: одно только состояние и дано в удел человеку: атмосфера его души состоит из слияния неба с землёй; какое же противузаконное дитя человек; закон духовной природы нарушен…Мне кажется, что мир наш – чистилище духов небесных, отуманенных грешной мыслию».

Русская литература в своих лучших и глубочайших образцах раскрывает видимую и невидимую борьбу «царя» и «раба» во внутреннем мире человека и без морализаторства и дидактизма, художественными средствами показывает восстановление или невосстановление «закона духовной природы» на христианских путях.       

Борис Тарасов, профессор, доктор филологических наук, ректор Литературного института им. Горького