Сын четырнадцати лет пришел ко мне за советом. Товарищ его, хоть не отличник, но и неглупый, справедливый… - по словам сына, но странного, необъяснимого характера. То он – спорит с друзьями, заведомо зная, что не прав, то – предлагает поджечь крутую «тачку» и убежать, «чтобы богатенькие почесались…», то – нарочно насорит деньгами, накидает под эскалатором, внизу, в расчете на корысть человеческую, - в результате, от машинальной попытки поднять деньги нижнего пассажира – свара, куча мала за какие-то мелкие бумажки. Сзади напирают, он (чаще всего приезжий гостить в Москву) – падает, возникает неразбериха, летят десятки бумажные. Или – кидает, спускает по эскалатору вдоль резинки, той, где держатся, мелочь, и вот катятся «золотые» десятирублевки вниз, по дороге их пытаются хватать, он – потешается. Мечтает поступить в вуз на актера, «чтобы как Безруков или Сухоруков», - но и в кино с ним нельзя, он переигрывает, - принесет пустую пивную бутылку и катает в самом напряженном месте, спускает ее вниз. Бутылка катится. В зале смех, фильм сорван…

Я озадачился. Не зная. Что ответить сыну: что это, бравада? Избыток актерства и вечный кастинг самого себя, добыча ли таким образом уважения среди друзей, своеобразная борьба за лидерство? То ли и впрямь с ним лучше не дружить и не связываться. Конечно, от моего решения мало что будет зависеть, сын сделает по-своему, но что-то прояснить, хотя бы для себя, мне захотелось. Случай, как говорят, не заставил себя ждать…

Через неделю-полторы, я увидел в вагоне электрички нищего, жалкого, хромающего по-утиному носками внутрь, парня. Он громко хлопнул тамбурной дверью, и голосом полным отчаяния, сообщил, что отец его, тяжело раненый в Чечне инвалид первой группы, и что им обоим давно нечего есть. И не на кого надеяться. Он смог сказать это так и таким голосом, что многие стали протягивать ему помощь. Он прошел вагон туда и обратно, не изменившись в лице даже тогда, когда увидел нас с сыном. Но пройдя вагон – преобразился. Стащил с головы странный треух, выпрямил ноги, постройнел, и вдруг радостно сообщил подававшим ему милостыню «лохам», что просто разыграл их. Потом он подходил к каждому из пассажиров и спрашивал: «А вы сколько дали?», - и тут де возвращал деньги. «А сколько я взял у вас?»…

Вернувшись домой, я отсоветовал сыну водить дружбу с человеком, для которого нет ничего святого.

- Причем здесь – «нет ничего святого»? Просто он старается жить и живет веселее нас, вот и все…

- Я учился и стоял по очереди на «тумбочке» дневальным с теми, кто остался там, в Грозном и Кизляре, навсегда.

Сын промолчал, глядя мне в глаза, и сказал: он не нуждается в деньгах, то, что у него не разобрали, эту мелочь – он выбрасывает в урну.

Мне нечего было добавить, я молчал. И сын молча вышел из дому….

Василий Киляков