«Взрослые очень любят цифры. Когда рассказываешь им, что у тебя появился новый  друг, они никогда не спросят о самом главном.  Никогда они не скажут: «А какой у него голос?  В какие игры он любит играть? Ловит ли он  бабочек?» Они спрашивают: «Сколько ему  лет? Сколько у него братьев? Сколько он  весит? Сколько зарабатывает его отец?»  И после этого воображают, что узнали человека. Когда говоришь взрослым: «Я видел красивый дом из розового кирпича, в окнах у него  герань, а на крыше голуби», – они никак не  могут представить себе этот дом. Им надо сказать: «Я видел дом за сто тысяч франков»,  – и тогда они восклицают: «Какая красота!»

Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький принц»  

* * *  

В XXI веке люди не живут интересами ни друзей, ни соседей, ни родственников. Разобщённость – символ времени. Исчезает понятие народа. Точнее, понятие «мы». Люди стали сборищем многих замкнутых «я».  

Я родилась в неверующей семье. Родители просто не задумывались о Боге. Так бывает. Тогдашний атеизм, увы, властно проник в сердца, души и быт советских людей. А вот у моих бабушек осталось то, что было передано им с детства. В них-то и жила вера во Христа. Жила подспудно, не показным образом. Они даже и в Церковь-то почти не ходили – та же Советская власть разучила. И всё равно бабушка по матери помнила все церковные праздники – приходила ко мне и говорила, что в такой-то день нельзя работать. «Ириша, сегодня большой праздник!» Или: «Девочки – стирать нельзя. Сегодня птица гнезда не вьёт, девица косы не плетёт!» Она и замечания мне делала в доброй форме. А вот бабушка по отцу очень рано осталась без матери. Но всё, что она успела получить духовного в далёком детстве, в ней жило. В последний момент, когда она умирала, то вспомнила Бога – а ведь она практически никогда не крестилась (правда, когда у нас на Полянке ломали храм, она очень за это переживала – плакала, не спала несколько ночей). Отходя, она прочитала молитвы, которые знала, и, насколько смогла, отошла в иной мир по-правильному, хотя рядом священника и не было. Она попросила у всех у нас прощения. Испросили её прощения и мы. Смерть она приняла спокойно. Я сказала ей:  

– Бабуль, ты умираешь.

Она ответила:

– Я знаю.

– Ты не бойся, там будет хорошо.

– Ты думаешь?

– Конечно.

И она как-то успокоилась. Ушла со спокойной душой. Вспомнила и «Отче наш» – и перед смертью эту молитву тоже прочитала.  

Вывод: всё, что в нас заложили с детства, остаётся с нами потом на всю жизнь и передаётся от поколения к поколению. И я, в свою очередь, тоже что-то взяла от бабушек, но только уже в сильно ослабленном виде. Но возникает вопрос: а что передам детям я? Вся моя жизнь прошла в атеистическом государстве, неверие проникло в нашу плоть и кровь. Мне трудно, но как могу, я всё же стараюсь детям своим – у меня их четверо – донести что-то о вере. Но я – одна, а вокруг них – море людей и злых обстоятельств. Целый мир, исполненный ярости и вражды, вокруг них – и этот мир агрессивно неверующий, меркантильный, потребительский, с разгулом греха и вседозволенности. Никто не относится друг к другу так дружелюбно, как это было характерно для наших старших поколений. Наши деды поднимали страну после войны. Масса народа в России всегда жила при этом бедно, но не обращала на это никакого внимания. Высокие идеи и жертвенность преодолевали человеческий эгоизм. А сейчас по всей стране звучит молитва деньгам. Разговоры только о них – доллары, зарплата, подработка, прибыль, проценты, кредиты, займы, ипотека, ссуда и прочее. Мне же всегда было стыдно спросить моих родителей, сколько они получают. А в наши дни даже совершенно чужие люди спрашивают – а сколько ты зарабатываешь. И в зависимости от этого выстраивают с тобой отношения. Не о том они интересуются, что в твоей душе творится, а о твоём материальном благополучии.  

Я – председатель садоводческого товарищества под Москвой. И скажу так: купит, к примеру, какой-нибудь человек у нас участок – и все тотчас спрашивают: а кто он, кем работает и сколько получает. Человеческое же начало остаётся за пределами внимания. Кто ты по деньгам – вот что важно. И если у тебя их мало – горе тебе. Ты  – недочеловек. Это тяжело и страшно. И я не знаю, как говорить моим детям о вечных ценностях. Грубая жизнь, прагматизм и цинизм влияют на молодых гораздо сильнее, чем родители. Хотя умные дети, с совестью и сердцем, всё-таки ориентируются в большей степени на родителей. Срабатывает инстинкт самосохранения. И всё равно им очень трудно. Против них целый мир. И как тут выжить?! Искушений слишком много, а дети так мягки и податливы. Пока они вырастут и всё поймут как надо, сколько воды утечёт…

В школе – тоже огромная проблема. Воспитательная функция там снята. Одна только ещё опора осталась – старшее поколение учителей. В классе моего сына есть руководитель – Марина Анатольевна Диденко. Она – учительница русского языка и литературы. Это 173-я школа. Моя старшая дочка тоже училась у неё. Поначалу дети жаловались: какая, мол, она занудливая. Всё время делает какие-то замечания, постоянно во всё вникает, таскает их в какие-то театры. А для неё был настоящий шок, если дети не посмотрели такую-то премьеру… Настоящий учитель. А сейчас дети мои выросли и вспоминают о ней самыми тёплыми словами. Мой сын говорит: мама, хочу, чтобы мой младший брат Славка учился у Марины Анатольевны. Всё правильно. Даже если эта учительница и не будет его классным руководителем, а станет вести лишь урок литературы, всё равно она без внимания детей не оставит и будет вникать в их судьбы. Двадцать пять лет она учит детей, и весь этот срок скрупулёзно собирает историю каждого класса. У неё хранятся все выпускные школьные фотографии разных лет.

Однако такие люди постепенно уходят, и их место занимают бездушие и пассивность. Теряется душа человеческая, и преподаватели бросают детей на произвол судьбы. Их душа для них – ненужные досадные потёмки. Урвать кусок зарплаты, проглотить, переварить – и всё. И – гори ты, весь мир, синим пламенем!..

А что происходит с землёй? Мы в товариществе в большинстве своём по наследству получили садовые участки. Наши предки пахали на них как лошади, что-то выращивали и обеспечивали себя фруктами и овощами. А сейчас люди приезжают на участок только на шашлы карий с водочкой – оторваться и забыться. И – никакой работы по земле! Сплошное потребительство. Мол, мы устаём, крутимся, вертимся, иначе не выживем, а нам надо и отдохнуть. Всё так – и не так. Для многих деньги стали уже самоцелью. Что – наши родители жили в лучших условиях или работали меньше?! Только они были человечнее. За их спиной были война и горе. Это сплотило народ на многие годы. А нынешние беду-то и не видели. Они зациклились на рвачестве. А выжить-то в современный дикий капитализм можно только сообща. А ещё беда в том, что в 90-е годы к власти пришли люди потребительского свойства, где-то наши ровесники, мечтавшие о сытой жизни и пресмыкавшиеся перед Западом – перед его «крайслерами » и жевательной резинкой. И получив власть – и находясь в ней преимущественно до сих пор, они внутренне так и не изменились, оставшись в плену у западной культуры и при этом совершенно не узнав свою тысячелетнюю культурную традицию. Остались они чужыми и для родной веры православной. А она-то, вера, и есть единственная разумная альтернатива всей сегодняшней вакханалии. Допустим, у тебя есть деньги. Ну и что? Завтра их может и не быть. Обстоятельства-то разные бывают. И что у тебя останется? Ты будешь пустой оболочкой. И твои друзья от тебя отвернутся, ибо они все были похожи на тебя и ценили в тебе только деньги. То же и родственники.  

Изничтожается то, что изначально было и остаётся самым ценным в людях. Их духовность, сердечность, мягкость, сострадательность. Мы не боимся ранить друг друга словом. Забываем, что заряд слова по энергии равновелик силе пули. Никто по-настоящему ближнего своего не любит, не слышит и не слушает. Обезверились все, и нет среди людей нормальных нравственных устоев.  

* * *  

Единственный способ избежать необратимо пагубных последствий такого образа жизни – покаяться во вретище и пепле. И – обратиться к Богу. Но с другой стороны – как это сделать? Всё так непросто… Входишь в храм – и ты ничего не знаешь. И не всегда ощущаешь там себя нужным. Да, ты пришёл к Богу и стоишь перед алтарём. Но ведь Бог-то в Церкви глаголет через человека. Как правило, это так, правда ведь? И особенно через священника и воцерковленных прихожан. Я понимаю: ты приходишь в храм не потому, что ты там особенно кому-то нужен. Ты приходишь туда, потому что это нужно, прежде всего, самому тебе. Но на какое-то внимание ты, конечно, рассчитываешь. И в глубине души надеешься, что твой приход будет людям Церкви капельку небезразличен. И здесь я столкнулась со следующими моментами. Пришла я в храм сама. Никто меня туда не заталкивал. Ни дедушка, ни бабушка, ни мои родители. Мне было уже за тридцать. Так получилось. Вначале я вообще боялась заходить в храмы. В школьном возрасте мы с мамой решили пойти в храм просто как на экскурсию. Я дошла только до входа и внутрь заходить наотрез отказалась. Осталась на улице. И даже когда крестила старшую дочку, всё равно не могла зайти в храм. Что-то не пускало. Наверное, то, что идти туда надо всё-таки с чистым сердцем и покаянной совестью. И только когда крестили моего старшего сына – ему сейчас почти семнадцать, я сумела преодолеть себя и войти в храм. Помню, меня позвал к себе батюшка и тепло пообщался со мной. И стена отчуждения была преодолена. Яркая особенность моего поколения – стеснительность (наши бабушки были попроще и поспокойнее). И поэтому когда мы приходим в храм, нам хочется, чтобы нас поддержали. Иногда бывает, что ты придёшь, а на тебя изначально косо смотрят – ты, оказывается, неправильно вошла, неправильно поклонилась, неверно свечки поставила. И – огульно твоё поведение осуждают, и ты всё это обострённо чувствуешь. Хорошо, что у меня есть верующая свекровь, которая меня чему-то учит. Я могу позвонить ей и о чём-то спросить: мама, а как это, а как то? И мне не стыдно её об этом спрашивать, мы же родные люди! Она понимает, что у меня так сложилась жизнь, что я многого недопонимаю. Но ведь помимо меня есть ещё и другие женщины, которым просто не к кому обратиться. А в храме они порой встречают такие отталкивающие моменты, что в них подчас на корню ломается их только-только ещё зародившаяся духовная жизнь. У нас в посёлке Усады, например, я увидела жуткую картину: как люди рвутся к причастию, не соблюдая никакой очереди. Почему? Ведь батюшка всё равно всех причастит, подождите, проявите степенность и уважение! Нет, несутся с явным желанием быть у батюшки на причастии первыми. И даже отталкивают друг друга. Для меня это был шок – я ведь нечасто хожу в храм. И туда я уже ходить не хочу. Может, в чём-то тут и батюшка виноват – не воспитал должным образом свою паству. А вот в храме села Ивановское – совсем другая картина. Тишина и спокойствие. Никто никуда не летит. Всё тихо и мирно подошли к Чаше, со страхом Божиим причастились и чинно вернулись на свои места. Мелочи? Нет, не мелочи. В Церкви всё важно, там происходит наше духовное становление и преображение.  

А в храме посёлка Вельяминова мне помогла одна женщина, чуть постарше меня. Когда наступило помазание, я с робостью отошла в сторонку. Побоялась помазываться, хотя и отстояла всю службу. Вдруг ко мне подходит женщина и говорит:

 – Иди, не бойся.

Я ей:  

– Да я не умею, я не знаю!

– Иди и смотри, как все делают. Ничего сложного. Это же благодать.

Потом она стала за мной, придерживая меня рукой, подвела, и я помазалась. За это я была ей благодарна. Вроде ничего такого и не произошло, а на самом деле это было проявление той любви, по которой мы все так тоскуем. Женщина не наставляла меня, не принуждала, не поучала, но всё было сделано настолько своевременно, аккуратно и с участием, что такие моменты в духовной жизни человека – особенно в начале пути – становятся определяющими и потом вспоминаются с сердечным теплом всю жизнь.  

И только со своими детьми остаются проблемы. Какие-то духовные истины я уже не в состоянии им объяснить. То, что наши предки с кровью перенимали от предыдущих поколений и чувствовали правоту веры изнутри, на нас как-то оборвалось, и всё стало очень и очень сложно. Но выход есть, и он – один: всем образом жизни своей на практике показывать детям истину во Христе и спасительность Его заповедей. А иначе ничего не получится. Сколько одних только теорий о происхождении человека сейчас гуляет по свету, сколько разномастных взглядов на жизнь – и всё это надсадно звучит со всех телеэкранов и радиоприёмников, звучит в детских сердцах и проникает в их душу. Да какая разница, в конце концов, откуда мы произошли? Главное, что не от обезьяны, а по воле Божией. Смысл тут в другом – как надо жить. И жить исключительно по-христиански, потому что именно в Евангелии – залог нашей выживаемости и силы всех наших будущих поколений. Иначе дети перестанут понимать родителей, а родители – самих себя. А это именно так и будет, потому что деньги стали мерилом ценности и смыслом жизни. А культ мамоны – это дорога в деградацию и полное духовное разложение. Но об этом я уже говорила.  

А как поднять, к примеру, авторитет отца, которого практически перестали слушать? Только через приближение к вере православной, которая требует почитания родителей как богоугодную аксиому. То же – и проблема разобщения. Христианство дарует любовь во взаимообщении. Раньше старики жили с детьми и совместно с ними воспитывали внуков. Почитание старости было самим собой разумеющимся явлением. Внуки, в свою очередь, видели отношение родителей к старикам и относились к ним точно так же. Была преемственность в общности интересов и ценностей, все росли вместе, и традиция взаимоуважения тянулась как ниточка – неразрывно. Плелась себе и плелась. Ниточка эта – гарантия внутренней сплочённости семьи и всего народа. Вспомните, как  жили в деревне. Да, не без сплетен, не без пересудов. Все друг у друга на виду. Но все при этом были вместе как одна семья и в беде дружно приходили пострадавшим на помощь. Общность преобладала. Даже ещё наши старики здесь, на садовых участках, полученных в 50-х годах от Московского радиозавода, совместно рыли колодцы, всё решали сообща и так же вместе строили дома. Кто-то, допустим, покупал насос, и он ходил из рук в руки, передавался как эстафетная палочка. А теперь всё порвано. Сегодня люди живут порознь, воспитания практически никакого нет, ибо все сами изначально духовно невоспитаны. Стариков откровенно не уважают и относятся к ним с пренебрежением.  

Люди живут в городе как в конурках. Дети отъединились от родителей, а родители удалились от стариков. Теперь забота: мешок с продуктами кинул – и бегом прочь. И никто с человеком не посидит, духовно не пообщается, не выслушает его боль, не подержит за руку. Тотальное безразличие. И помощи не жди. «Моё» – вот что главное. Никто для людей ничего не хочет делать. На собрания садоводов ходить тоже не хотят. И – никакой взаимопомощи. А уж работать в правлении – шарахаются как чёрт от ладана.  

И ещё: я – многодетная мать. И испытываю большие трудности с трудоустройством. Поначалу меня вообще не хотели брать на работу, полагая, что многодетность – нездоровое явление у пьющих и бедных семей. Как такую мать брать на работу – она или запьёт, или дети по очереди болеть будут, а она станет брать один за другим бюллетени и не работать… В общем, группа риска.  

Какая предвзятость! Сейчас – уже много полноценных здоровых семей с тремя и четырьмя детьми. Да, им нужна забота, но они растят для общества будущих активных граждан! А ведь иметь много детей – это подвиг. Не всякая женщина способна правильно понести всё это, и не каждый мужчина согласится иметь много детей. Но таких людей необходимо поддерживать. Они – часть того клубочка здоровой семейной традиции в России. А у нас исчезли даже какие-то элементарные льготы для детей из многодетных семей при их поступлении в институт. Никаких льгот. Что же, удел наших детей – быть только и исключительно работягами и никогда не иметь высшего образования?! Беда…  

Однако изменения наступят. Мы сами, личным примером их, изменения, готовим. День за днём. Так капля воды камень точит. И вдохновляемся мы, как образно сказал когда-то Чернышевский, альтруистическим эгоизмом. Я спросила своих детей – а что это такое? Не знают. А это – состояние души, при котором тебе будет хорошо только тогда, когда всем другим вокруг тебя станет хорошо. 

Ирина Дроздова, председатель СНТ «Темп-2» деревни Сидорово Ступинского района Подмосковья, многодетная мать

Перейти к содержанию номера