Узнав о схиархимандрите Ионе (Игнатенко), одесском старце - утешителе, за месяц до его успения, величайшей милостью Божией и помышлением Владычицы я попала к нему на благословение тогда, когда он принимал уже только единицы ближайших своих чад. Очищенный горнилом болезни, он был пере­полненным сосудом Святого Духа, усугубив дары преподобничества даром кроткого благо­дарного терпения сильных болей. Полтора часа рядом с одром батюшки были мигом лицезре­ния небожителя. Его несколько часов назад привезли из реанимации, но батюшка был не­обыкновенно бодр, потому что необыкновенно добр, а самое главное - он был радостен, как дитя. Всё это время батюшка оживлённо рас­сказывал о своей жизни, перемежая воспоми­нания о собственной жизни рассказами о пер­сонах Священного Писания, как будто о своих ближайших родственниках: подробно, насущ­но и отчётливо. С необыкновенной быстротой батюшка подкладывал нам книги, в которых он безошибочно находил места для зачитывания. И это были отрывки о несовместимости Духа Святаго с плотской нечистотой; так сокрушался он о Европе и Америке, погрязших в глубинах блудного греха. Были зачитаны строки из раз­мышления праведного Иоанна Кронштадтского о Таинстве евхаристии, обличающие формаль­ное отношение к таинству большинства верую­щих, а также главы из книги афонского монаха Симеона о любви.

 

Батюшка Иона ни разу не сказал о своих страданиях, но был исполнен великого благо­говения и благодарности Богу за полученные дары. Он обмолвился, что сейчас с нами много ангелов, да мы и сами не знали, в теле ли мы были рядом с батюшкой.

 

Постоянно обращался он к Божией Матери. А у ног его была фотография голосеевской под­вижницы Алипии.

 

Его любимым образом, перед которым он молился в последние месяцы и почил, была Сирийская Богоматерь. Её он называл ещё «Взыскание погибших». Это была копия одной иконы, которая замироточила в храме в виде слезы юной Богоматери. Батюшка говорил так: «А младенчик Иисус бьёт по шейке Её и говорит: не плачь, Мама, я всех помилую, всех спасу, о ком Ты плачешь».

 

Батюшкин голос, слабый от болезни, но та­кой нежный и сладкий, вдруг начинал звучать громко, дерзновенно и торжественно, когда он рассказывал о Давиде и Моисее. Батюшка как бы извинялся, что получил много почестей и признательности от людей за множество исце­лений, дарованных людям по его молитвам и через помазание святым елеем, который он не­устанно составлял от всех святынь, где бывал, набирая шприцом масло от лампад перед чу­дотворными иконами и мощами. К нему специ­ально посылали безнадёжных больных, и они исцелялись.

 

Не убогий Иона, а один Бог всё делает, не­сколько раз провозглашал он, отрекаясь от всех видов тайного самомнения. Он считал свои бо­лезни расплатой за излишнюю славу чудотвор­ца и сетовал, что болезни мешают его предна­значению - исповедовать грехи людские, при­нимать исповедь, а это он считал главным в его служении Церкви.

 

«Сейчас не могу идти в храм исповедо­вать», - сокрушался он, несомненно несущий тяготы чужих скорбей и болезней, как титан духа, подпитываемый лишь серафимовской ра­достью и радушием.

 

Постоянно упоминая о пророках Давиде и Моисее, он иносказательно проводил парал­лель с собственной жизнью. Самый незаметный среди братьев, батюшка Иона был избран на помазание Святым духом, который излился на него обильно, как на царя Давида, благодаря его непосредственности и постоянному про­славлению им Бога. И как Моисей-боговидец, он твёрдо вёл свою паству через Чермное море в Землю обетованную. И во время нашего все­общего отступления от норм христианской жиз­ни мирян и духовенства, никого не осуждая, он шёл вперёд, не обращая внимания на стену воды справа и слева. Горя жаждой молитвы, он учил ей и своих чад.

 

Удивительное миролюбие и кротость по­зволили батюшке, чуждому всякого конфор­мизма и уступок духу комфорта, подчиняюще­му подавляющее большинство уже и в церкви, как-то ласково уживаться со всеми и во всяких обстоятельствах. Его посещали и Янукович, и Патриарх, и всех он любил и жалел. Его чада-благодетели отстраивали монастырь.

 

Чуждый себялюбия и корысти, он стал опо­рой и совестью православия на Украине, осо­бенно в Одессе, оставив после себя доброе семя и в монастырском братстве, и в семинарии, и в гражданах города.

 

Его доступность и живое сочувствие к тому, как развивается организм Церкви, стали зало­гом того, что его знали все, многие игуменьи устроили по его заветам обители.

 

Его праведная кончина удостоверила всех: подобно Николаю-угоднику, он, ещё при жиз­ни победивший дьявола, мир и плоть, будет крупной духовной величиной, благодаря жиз­ненному подвигу трезвения, молитвы и любви, вмещающей всех и вся.

 

Подражая пророку Ионе, он всю жизнь про­поведовал - покайтесь, чтобы отвратить гнев Божий, который навис над оголтелой в грехах землёй. И останется символом покаяния и не­уступчивости духу времени.

 

Батюшка почил накануне празднования Николы зимнего. Подобно Николаю Чудотворцу, и он был чудотворцем, а его простодушное дет­ское сердце не знало отказа у Бога. 1,5 года на­зад он слёг с букетом недугов, главным из ко­торых была сердечная недостаточность. И вот в Киеве ему вживляют кардиостимулятор, и он сбегает в коляске из больницы в Иерусалим на Гроб Господень. В карете «скорой помощи» ба­тюшку подвезли к самолёту: кто мог ему запре­тить, если его сила духа не знала равных среди людей, впрочем, как и сила веры и любви.

 

Три часа провёл он в Кувуклии, не замечая людей и оставаясь незамеченным потоком па­ломников. И встал на ноги, и вернулся в родной Одесский Успенский монастырь к своему пре­подобному Кукше, мощи которого пребывают в этом монастыре. Одна прихожанка, увидев ба­тюшку выходящим, как обычно, на исповедь, в сердцах воскликнула: «Батюшка, шо воскрес?».

 

Сила его «воскресения» - это сила любви к чадам, о которых он денно и нощно скорбел, вымаливая их и охраняя от бед. Духу уныния он противопоставлял молитвенный щит, шутку, добрый смех.

 

С присущим ему детским озорством он мог любую серьёзную «военную» ситуацию обы­грать, как Василий Тёркин, снижая пафос все­ленской скорби до уровня смирения, незлобия и всепрощения.

 

Батюшка благословил меня и подарил мне копию иконы Божией Матери Сирийской, кото­рую он очень почитал и считал чудотворной. Она сопровождала его кончину. Эта бумажная ко­пия иконы замироточила и дивно благоухала за две недели до его кончины. И это знак того, что отец Иона был любимцем Божией Матери, ко­торая предупредила нас о его скором успении.

 

На Афоне подвизается ученик преподобно­го Паисия схимонах Гавриил, который обладает теми же духовными дарами старчества, как и отец Иона, и хранит его фото. Я промыслитель-но отослала на Афон к схимонаху Гавриилу, у которого мироточит бумажная икона Божией Матери Милующая, любимый образ Богоматери отца Ионы с каплями мира, чтобы греческий старец проводил русского собрата в вечность, поддержал его предсмертные томления про­зорливой молитвой.

 

Отец Иона был исихастом, основное время он проводил в глубокой сердечной молитве и молчании,сосредоточении и трезвении. Он жил в присутствии Бога и Матери Божией, использо­вал любое мгновение, чтобы погрузиться умом в сердце, сердечной молитвой обрести мир и радость о Духе Святом.

 

Подобно великим духовникам Афона, он на исповеди был голубем, который собирает под крылья птенцов своих, греет, питает и за­щищает от непогоды. Не обличая, иносказа­тельно называя грехи, которые открывал ему о кающемся его чистый ум, он подвигал к тому, чтобы люди вспоминали и называли тяжкие постыдные грехи, без чего исповедь не имеет силы очищения.

 

Полнейшее неприятие праздности было за­ложено его крестьянским детством и жизнью до монастыря. Трудолюбие и разнообразные ду­ховные занятия стали крепким оплотом против духовной прелести, которая удобно сопутствует даже нелестным чудотворцам и людям, удосто­ившимся откровений.

 

Последние сутки, когда он был в сознании, его чадо Елена провела рядом с батюшкой, бес­прерывно читая акафисты, а батюшка подпевал ей. В это время ему не понадобились обезболи­вающие уколы, так как сила молитвы пересили­вала боль. Всю ночь Елена читала Псалтырь -все мы нуждаемся, чтобы была рядом хоть одна живая душа, особенно в предсмертный час, ко­торый нелёгок и для святых.

 

Промыслительно в предсмертные часы рядом с батюшкой, подобно бдящей Марии Магдалине, молилась раба Божия Елена. В её лице батюшка получил материнское участие и утешение проявлением женского благородства и безграничной преданности, жертвенной люб­ви, не знающей страха.

 

Батюшка очень любил соборность, когда ве­рующие объединялись в один организм, едино­мыслием славя Троицу.

 

Бесконечно неутомимая молитва поддер­живала его дух в строго рабочем состоянии. Небольшой отдых от постоянного трезвения ума он находил в воспоминаниях о паломниче­стве на Афон и к другим святыням мира. Он был чуток к красоте природы, любил всякую жив­ность, особенно осликов. А во дворике его ке­лий жили ручные белочки.

 

Батюшка был стремительный и подвижный, привык к исполнению многих и трудных обязан­ностей по священноначалию, впрягшись в кото­рые тащил их десятки лет.

 

На службе он был неукоснительно утром и вечером, исповедовал тысячи людей. Когда батюшка шёл в храм, его сопровождали толпы в двести-триста человек, выстраиваясь кори­дором на его пути. Его главной отличительной особенностью было то, что он никогда видимым образом не тяготился тем, что был окружён толпой страждущих, хотя по временам «сила от него исходила» и он обессиливал. Он быстро восстанавливался, потому что хотел отдавать свои таланты людям, способным их приумно­жить для общей житницы Господней.

 

Протоиерей Павел из села Кулевчи расска­зывает, что дорогой батюшка Иона благословил установить вблизи прославленной мироточени-ями церкви поклонный крест. Таким образом, отмечены четыре конца Креста, как бы нало­женного Божией десницей, запечатавшей кре­стом всю Украину. Начало Креста в Чернобыле, нижний конец в Кулевчах. И перекладина от Почаева до Харькова. Отец Иона видел это зна­мение над Украиной.

 

Несомненно, благодаря митрополиту Агафангелу батюшка прожил ещё несколько лет. Поселив подвижника возле покоев, ми­трополит всячески оберегал его жертвенный порыв от самоистощения, ограничивая приём людей, которые бесконечными житейскими де­лами не дали бы ему часов подготовки к веч­ности. После причастия отец Иона мученически претерпел упорные и болезненные попытки его реанимировать.

 

Что может быть больше скорби тех, кто по­терял духовного отца, поддержка которого была главным событием духовного подвига. Игнатий Брянчанинов утешает их словами: «Не говорю Вам «не плачьте»! Нет! Не говорю этого! Дайте свободу слезам, пролейте их обильно, столько, чтобы напилось ими сердце в сытость, и не по­гашены были святая вера, кроткая покорность Промыслу, самоотвержение мужественное. Полезен плач, растворённый упованием на Бога: утешает душу, смягчает сердце, отверзает его ко всем святым духовным впечатлениям. Вас неви­димо держит сильная Десница Божия! Она ввела Вас в дни сетования, чтобы Вы в эти дни погрузи­лись сами в себя, омыли себя святым омовением - слезами, чтобы многие воздыхания родились в груди Вашей, понеслись к небу, очистили для души Вашей путь к небу». Звучат слова святи­теля напутствием батюшке: «Идите на небо, в вечность, куда Христос призывает Вас. Идите на бесконечный и радостнейший праздник Христов. Туда Вы призваны Христом; призыв туда Вы при­няли живой верой во Христа и ею вписались в книгу жизни. Туда скоро придут Ваши ближние, навеки соединятся с вами. Здесь, на земле, они разделяли с вами скорби, разделяли утешения, доставляемые верой; достойно и праведно - раз­делить им с вами радости Небесные, приготов­ляемые верой и земными скорбями в вере во Христа». (Собрание писем свт. Игнатия, епископа Кавказского.)

 

И это утешение от батюшки, который сейчас ещё ближе к тем, кто любил его, ибо обрёл бла­годать у Бога слышать и мысленно утешать их.

 

Честна пред Господом смерть преподоб­ных Его! Когда святость жизни преп. Силуана Афонского стала очевидной для окружающих, находились те, которые говорили: дождёмся смерти, чтобы удостовериться в этом.

 

Когда за три дня до смерти у меня замирото-чили бумажная икона Благовещения Тиносская из Греции и фотография отца Ионы, я насторо­жилась, будто почувствовала ответ батюшки на призыв Господень завершить его земное су­ществование (сам батюшка говорил, что ещё 3 года ему жить, из которых прошло лишь 1,5); да будет по глаголу Твоему. Богу угодно было со­рвать зрелый плод на Николая-угодника, чтобы открылось миру батюшкино родство с этим величайшим святым. И чтобы забрать его в пол­ном всеоружии, не продлевая, а считая завер­шённой его подготовку к вечности.

 

 

«Старые люди говаривали: дай Бог перед смертью хорошенько помучиться. Великий во святых Нифонт, умирая горячкой, сказал Великому Афанасию, присутствующему при его кончине, что как золото очищается огнём, так умирающий - болезнью» (Свт. Игнатий).

 

В час смерти у меня замироточила бу­мажная икона «Всех скорбящих Радость» из Топловского Свято-Параскевиевского мона­стыря, где Матерь Божия распростёрла своё по­крывало над скорбящими. Так и батюшка до по­следнего часа был всем скорбящим радостью, встречая всех серафимскою любовью. И в наше время, когда достаточно монастырей и свя­тынь, святых источников и чудотворных икон, самым большим чудом остаётся образ и подо­бие Божие, человек, как носитель благодати, храмина Духа Святаго. Стяжи дух мирен, и воз­ле тебя спасутся тысячи, говорил преподобный Серафим.

 

Земля живёт молитвами святых неведомых миру подвижников, которых недостоин весь мир. И среди них на свещницу Бог ставит бо­гатырей духа на открытый поединок с духами злобы поднебесной. Поле боя - сердца челове­ческие.

 

И как пастушок Давид стал перед Голиафом и войском филистимлян за свой богоизбранный народ израильский, так и отец Иона бесстраш­но встал на защиту богоспасаемого народа Украины, который устремился к нему за помо­щью. Отец Иона не скрывался от толпящегося возле него страждущего народа. Тысячи людей считали его духовным отцом, получив от него на это благословение. И ещё тысячи устремлялись к дверям его кельи, чтобы узнать волю Божию у истинного старца, получить от него исцеление душевное и телесное.

 

Дух преподобного Серафима и Амвросия Оптинского почил на нём, дух утешителя и дух бесконечной любви и жалости к деткам, чадам Божиим. Это только русское старчество такое - в гуще толпы и день и ночь; и не тягостно, а радост­но встречали они бесконечную вереницу людей, буквально перекрывая и пересиливая дух уныния и отчаяния целой толпы, заражая людей боже­ственным вдохновением и радостью.

 

Одно лишь оружие было у старца Ионы - лю­бовь, любовь, любовь. Впервые видя человека, батюшка мог всё лицо ему обцеловать, накор­мить его булочкой, обильно обмазать святым маслом, подарить иконочки и книжечки - этого достаточно было, чтобы вселить в человека пла­менную любовь к Господу, конечно,не к себе.

 

«Ах вот как любит Господь!» - задумыва­лись все, кто попал под «обстрел» батюшкиной любви. Духовный секрет того, что в присутствии батюшки каждый испытывал счастье и лёгкость в душе, был в том, что в присутствии батюшки бесы, которые находят в человеке комфортное жилище, цепляясь за страсти и пороки, просто исчезали. «Тако да погибнут бесы от лица любя­щих Бога». То есть батюшка совершал отчитку людей своей пламенной, жертвенной, полной сострадания молитвой, которая у него не мог­ла прекратиться - он ею дышал, ею стучало его сердце, ею занят был его чистый ум. Также его чудодейственное масло, собранное со всех свя­тынь, которые он постоянно посещал, обновля­ясь вселенской благодатью, несомненно, исце­ляло и врачевало телесные и душевные недуги. Эти недуги батюшка видел, но по кротости сво­ей и смирению никогда не предъявлял своему чаду, уважая свободу каждого человеческого волеизъявления. Он мог открыть человеку са­мое потаённое зло, но в мудрых прикровен-ных отвлечённых сюжетах, которые вскрывали гнойную язву души. После исповеди у батюшки людям возвращалась радость безгрешности и прощения грехов. Он был хирургом очень до­брым, с таким обезболивающим арсеналом, что его не боялись и великие грешники. Но это наказание любовью (накажет меня праведник милостью) действовало сильнее, чем епитимья. Подсекая корень греха, батюшка вызывал к нему отвращение и боль совести. Начало пре­мудрости - страх Господень.

 

Поэтому батюшка, подняв знамя священства выше всех флагов светского могущества, скор­бел, видя священников «пустых», как он гово­рил про них: как он будет спасать людей, если сам не знает, как спастись. Дух подвига и любви передавал он своим чадам. Их проявления он не ограничивал. Фарисейство в нём не имело ни одной победы.

 

Высший духовный пилотаж батюшки был в том, что он видел меру приходящего и никогда не благословлял ему того, что ему было пока не по силам. Конечно, он скорбел об отступниче­стве, на волне которого явится антихрист. И не благословлял брать ни ИНН, ни тем более элек­тронные и биометрические документы.

 

Но когда его спрашивали об этом люди, по­павшие в западню обстоятельств или слабые в вере, он отмалчивался, будто не слыша повтор­ного вопроса. Деликатность была присуща ему во всём.

 

До своего преображения и просвещения отец Иона прошёл труднейший жизненный подвиг, главным итогом которого было непоко­лебимое смирение, которое одно пожигает все козни врага рода человеческого, - нет сильней­шего, чем оно, оружия у воина Христова.

 

Родившись девятым ребёнком в семье, он с 13 лет стал работать, и, когда к 40 годам пришёл в свой монастырь в Одессе, он трудом положил путь к благодати, путь к вершине духовного де­лания непрестанной молитвы. Сначала его не брали в монастырь: худой, измождённый, не от мира сего. На лице батюшки всегда была пе­чать дара Духа Святаго, видимая, как умиление, скорбь и сосредоточение. До прихода в мона­стырь он год прожил в Грузии со схиархимандритом Виталием.

 

Приходит на ум ещё одно сравнение с ба­тюшкиным любимым святым - Алексеем, чело­веком Божиим, которого за особую близость к Богу, неотмирность, беспримерное целомудрие и нестяжание подвергали побоям грубые нра­вом люди, среди которых жил сын знатного се­натора. И хотя батюшка был из простой семьи, но как пишет святитель Лука в книге «Дух, душа и тело»: «Дух чистый и кроткий творит себе полное красоты и нежности жилище. Есть, как мы говорим, люди - скоты, люди - трава, есть и люди - ангелы». Да, на батюшку нельзя было наглядеться: старческое лицо его было пре­краснее юной красоты. Голосок тоже был как хрустальный колокольчик, нежный и ласковый. И уже в конце жизни также много пришлось батюшке посмиряться от келейников. Один из них запирал его, не кормил. Потому-то и при­шлось батюшке проложить путь в монашество среди завистников честным и тяжёлым трудом. Когда батюшку не взяли в монастырь, он ноче­вал в охапках листьев и в пещерке и дождался-таки обстоятельств в свою пользу. Трудно в бо­гоборческое время было попасть в монастырь. Начался сенокос, летняя страда, и на скотном дворе монастыря не хватало рабочих рук. А Владимир Игнатенко и косить умел, и в трудо­любии не было ему равных, вернее, в терпели­вости и услужливости для Бога. Пока ходил, он быстро и много делал земных поклонов.

 

Прежде чем стать признанным старцем, батюшка 15 лет был послушником, выполняя самую тяжёлую и грязную работу (работал на монастырской электростанции) , а ведь у него был туберкулёз - как отзвук голодного детства и скудного питания в послевоенные годы. У ба­тюшки были и сахарный диабет, и онкология, и шунтированное сердце, но это не могло ом­рачить его постоянного веселия духа, вдохно­вения жизни, которое покидало его только на время сна. Как гениальный художник или ком­позитор-импровизатор, он был как бы обращён в себя, творя и воссоздавая небесное звучание хора ангелов и святых, воспевающих Господа и Его Пречистую Матерь. Вот чем всегда он был занят чрезвычайно. Ничего земного, суетного, временного не просачивалось в его неутолимое познание невидимого мира, из которого он по­лучал откровения для людей. Но утешая людей, батюшка часто, по-отечески, даст копеечку на мороженое. Также и кормил их. Его любимым блюдом были вареники с орехами и маслинами.

 

Стать чадом батюшки было несложно. У него были и многолетние чада, и вновь обретённые. Не делая между ними различия, он предлагал всем подвиг. Решительно предлагал чадам без­брачие. Кончилось время земных утех, наступи­ло время покаяния, тяжёлые испытания для всех не за горами. Находясь в эпицентре семейных скорбей, связанных с почти поголовной одер­жимостью гиперактивностью детей, он говорил, что многие из детей сегодняшних - дрова для ада. Благословлял иметь домики с землёй для овощеводства, чтобы не зависеть от начерта­ния числа зверя, без которого нельзя будет ни продать, ни купить. Поэтому и готовиться к этим временам он предлагал уже сейчас: жить цело­мудренно, ибо без него не будет Духа Святаго в теле, и как можно чаще исповедоваться и при­чащаться, укрепляясь духом и телом.

 

Батюшка собирал к себе в келью до 20 чело­век, незнакомых. Всех объединял он духом цер­ковной соборности: все мы разные, а все нужны в одном теле, говорил он. Батюшка, сам беспре­станно молясь, предлагал для общего слушания поучения Святых Отцов, жития святых, и по его молитве каждый получал ответ на свой вопрос. Избегая многословия, учил батюшка избегать и осуждения, а очищая ум молитвой и покаянием, учил слышать голос ангела-хранителя или свя­тых, к которым мы обращаемся. Голос совести, а не голос лести и прелести духовной. Ещё лет де­сять назад батюшка ходил на сенокос. И для чад это было целым событием. Люди рядом с ним приучались к подвижничеству. С пяти часов утра уже была очередь возле батюшкиной калитки. С его болезнью, приковавшей его к постели, и ре­гулярными приездами реанимационной скорой доступ к нему стал затруднительным. Но люди дежурили до 3-5 суток, молились и потому, что батюшка духом всё видел и очень беспокоил­ся, когда к нему не могли попасть его любимые чада. Превозмогая действия лекарств и боле­вых шоков, батюшка через силу пытался быть в форме ради людей, которые дежурили на улице в любую погоду. Больше всего он сокрушался, что не может встать и исповедовать. Исповедь он считал делом своей жизни: очищать людей от зависти бесовской, по которой они опускаются, толкать их на узкий путь спасения, к Спасителю, вырывать людей из лап врага. Не передать сло­вами, сколько возмездия тёмных сил получал он: ополчалось на него всё и вся, но батюшка побеж­дал всё и вся духом мирности, любви, кротости и смирения. И его кончина праведная была по­следней точкой в истории его святости, которая началась ещё при его жизни.

 

И ещё составят книгу о его чудотворениях. Вот лишь несколько свидетельств от его близ­ких чад.

 

Одна женщина затащила мужа-безбожника в монастырь. Безбожник подбежал к нему, на­звал по имени и сделал земной поклон.

 

У сторожа отца Ионы Михаила был сынок, у которого образовалась опухоль в животе, и его повезли на операцию. Однако отец ничегоне делал без благословения батюшки. Тот «от­менил» операцию и велел привести мальчика к себе. Врачи запретили ему даже глоток воды, а батюшка велел съесть ему булочку, после чего опухоль исчезла.

 

Есть и пример непослушания и того, что ба­тюшка был не против операций: одной женщи­не он благословил операцию по мастопатии, она же уехала лечиться к отцу Георгию-травнику и быстро умерла.

 

Ещё одной женщине, онкобольной, которой врачи дали три дня жизни, он благословил по-собороваться и ежедневно причащаться, и она ещё жила, а её семья воцерковилась.

 

Батюшку, как пришедшего в монастырь поздно и из мира, не признавали афониты - там старцами становятся девственники, прожившие всю жизнь на Афоне, не видя женщин. Но когда произошёл случай, открывший особое благого­вение Царицы Небесной к старцу Ионе, о кото­ром писали греческие газеты, их мнение о нём изменилось, и батюшка был желанным гостем на Афоне, проживал там по несколько месяцев.

 

Когда он молился в алтаре у Киккской Богородицы, то риза, покрывающая Её лик, сама поднялась, чтобы батюшка увидел икону. Накануне были наказаны два священнослужи­теля, которые приподняли ризу руками: один ослеп, другого парализовало, и потребовалась сильная соборная молитва об их исцелении.

 

Батюшку Матерь Божия слышала всегда. Это она посылала к нему тех православных, кто слёзно молился Ей у икон. Утешение от Неё приходило через батюшку, который также, как и преподобный Серафим, был её служкой.

 

Ещё один удивительный случай. Батюшка плыл на Афон, был сильнейший шторм, все были в панике и не чаяли пристать к берегу. И вдруг по молитвам отца Ионы владычица Святой горы встречала его. Образовалась дорога наподобие исхода Моисея через Чермное море, и корабль пришвартовался.

 

Однажды на Кипре батюшка трапезничал в одном месте. Поражённый молитвой батюшки киприот оплатил счёт паломников. Люди, со­прикасавшиеся с такими чудесами, получали мощный импульс веры. Паломники с этого ко­рабля, когда приплыли к святыням в Турции, на коленях пошли к одной из святынь. Турки плакали, глядя на живую веру православных. Батюшка жалел весь мир и, подобно Силуану, сокрушался об Америке и Европе, позабывших Бога, о мусульманах, молясь об их обращении. Он никогда не жил для себя.

 

Ушёл из жизни батюшка преподобнически. В последний день к нему не пускали, но одна из его чад, которую он благословил трудиться у него в келье три месяца назад, по молитвам старца была допущена и, как жена-мироноси­ца, скрасила часы предсмертного томления, которое никак не выражалось у батюшки, занятого молитвой. Он служил и подпевал припевы к акафистам любимых святых несколько часов, в течение которых все забыли об уколах. Ночью Псалтырь, а утром на Варвару батюшку пришли причащать. Он сам перекрестился с трудом, сам принял Святые Дары. Варвара имеет благодать подавать причастие перед смертью, напутство­вать Святыми Дарами умирающих. И был день и её памяти. После причастия батюшка в сознание не приходил. Видимо, душа его покинула тело, но по врачебной этике тело, которое может ещё некоторое время существовать, необходимо поддерживать до полного исчезновения при­знаков жизни. И ровно через сутки, в течение которых батюшку кололи уколами, дыхание его тихо прекращалось.

 

Люди, которые прикладывались к руке усоп­шего в течение последних пяти дней, ощущали её мягкость и теплоту.

 

«...Бессмертие тела, а не только духа, может быть, имеет и иную цель, полную справедливо­сти и правды, - почтить тела святых как великие орудия духа, много трудившиеся и страдавшие во время формирования и совершенствования духа в земной жизни», - писал святитель Лука в книге «Дух, душа и тело».

 

Всё чинно было у батюшки в земной жизни, и чинно началась небесная его биография. Он таинственно предсказал своему чаду о том, что на зимнего Николу уйдёт. И вот его тело было на праздничной службе любимому святителю Николаю, упокоилось посреди храма. А душа его наслаждалась службой и лицезрела поток людей, и днём, и ночью проходивших перед его гробом. Всё время звучало Евангелие, преры­вавшееся панихидами, сменяли друг друга свя­щенники, народ теснился вокруг него круглые сутки. Когда в субботу гроб вынесли на погребе­ние, море народа освятили солнце и пасхальная радость о новом угоднике Божием.

 

Святой святитель Иннокентий Херсонский передал свой погребальный склеп новому свято­му: отца Иону похоронили в склепе, из которого в 2000 году извлекли мощи святителя. С тех пор его могила ждала именно равного по святости преподобнического тела. Известно, что бесно­ватые при батюшке начинали мучиться, особен­но при помазании маслом. Интенсивность его подвига не снижалась, а наоборот, возрастала.

 

Последние полтора года батюшка не так не­укоснительно, как раньше, ходил на монастыр­ские службы. Иногда день-другой не вставал, но встав, шёл в храм, сослужил и причащался часто. И лишь последние несколько месяцев лежал.

 

Как богата палитра простой народной жиз­ни, близкой к Богу, природе, с незамутнённым чувством простоты и сострадательности, так и батюшка, как лучший сын своего народа, под­ражал любимым святым: целомудрием и нестяжательностью - Алексею, человеку Божию, милостью - праведному Филарету, созерцани­ем - Парфению Киевскому и Феофилу, подвига­ми - Симеону Столпнику и Алипии, прозорливо­стью - преподобному Серафиму.

 

Игуменья Свято-Георгиевского монастыря Пелагея рассказывала, что ещё мирянкой она побывала у батюшки, и он подошёл и накрыл её своей мантией. Позже она с сестрами стала его духовным чадом. Когда она упрашивала батюш­ку посетить монастырь, он сказал, что знает обо всём, только ножками разве там не походил. И всё же как-то матушке удалось тихонько увез­ти батюшку в монастырь прямо из кельи. Целую неделю отец Иона исповедовал и окормлял се­стёр. Однако через день вся Одесса была уже в Данилках. Видели матушку в келье у отца Ионы и сообразили, куда же он мог исчезнуть. И тол­пы народа стояли по сторонам дорожки у храма в келью батюшки. Поистине стремление людей к батюшке было неудержимым.

 

Когда матушка в монастыре организовала ночную литургию в храме царственных страсто­терпцев, отец Иона тут же с оказией передал ей золотой поклон и иконочку этого храма, раду­ясь о таком молитвенном усердии.

 

Отец Валерий отклонял предложение о руко­положении из-за несогласия жены. Но отец Иона сначала благословил его на священство по теле­фону, а затем при встрече сказал ему, чтобы он два года послужил псаломщиком. Действительно, че­рез два года супруга согласилась стать матушкой. Пока отец Валерий сомневался, то, попав на общее благословение к батюшке и слушая жития святых, услышал о рукоположении Парфения Киевского. Между тем отец Иона повернулся к нему. И когда отец Валерий задал всё тот же вопрос, отец Иона сказал - ты же слышал житие. По смирению, ба­тюшка все ответы для приходящих давал через чтение. Часто читали жития Феофила, «Дух, душа и тело» святителя Луки, сон преп. Серафима об участи духовенства последних времён, о послу­шании Мотовилова батюшке Серафиму.

 

На вопрос, как спастись, неизменно гово­рил о монашестве, вкладывая в это понятие стяжание целомудрия и Иисусовой молитвы. Книжечки о молитве и чётки он раздавал не­укоснительно и по несколько раз. Настаивал и на том, чтобы верующие из мужчин не стригли бороды.

 

Иеродиакона Варфоломея, который был ре­гентом в смешенном церковном хоре, батюшка утешал, уверял, что всё получится, надо лишь потерпеть немощи мирян.

 

Вот и к себе келейничать отец Иона брал своих чад: и монашествующих, и женщин, про­видя духом в них чистоту и преданность серд­ца, объединяя всех во Христе, ибо для батюш­ки не было разницы, он сам стал новой тварью во Христе и желал этого от окружающих. У батюшки была пасхальная радость в душе, не­постижимым образом сочетавшаяся с образом Христа, Который всегда спешит на помощь каж­дому страждущему, призвавшему Его имя.

 

Десятки лет он жил предельным напряже­нием сил в труде и молитве. Никогда не сетуя и не открывая никому свои скорби, благодаре­нием за них батюшка стяжал такую мощь духа и силу молитвы, что молитвой врачевал нуж­дающихся в помощи. В Одессе, где он в сте­нах монастыря прожил около 5 десятков лет, в этом огромном городе, конечно, было мно­жество несчастных, потерянных, отпавших от веры, духовно больных людей с отравленным сознанием. Батюшка совершал то духовно-мо­литвенное служение, которое многих отвра­тило от гибели и привело к спасению. Будучи угодником Божиим, богато наделённым свыше духовными дарами, он испрашивал у Господа чудесную помощь недугующим. Биография проживания лиц, к нему обращавшихся, рас­ширилась на весь земной шар: Австралия, Америка, Европа, Ближний Восток. Как пишет святитель Лука, «некоторые люди умеют управ­лять перемещением своих фантомов и делать их видимыми». С особой охотой и удовольстви­ем святитель Лука, очень любимый батюшкой, сообщает о трансцендентальных способностях человеческого духа: «Мы обладаем не толь­ко пятью чувствами. Есть у нас способность и восприятие высшего порядка, неизвестные физиологам... Дух есть сущность человека. Но сущность эта может отделяться от нас при жизни и после смерти, может приобретать ма­териальное человеческое подобие независимо от нашего тела».

 

Из жития преподобных Серафима Саровского и Амвросия Оптинского известно, что, будучи в келье, они телесным образом бывали там, где находилась их летучая душа. Преподобный Серафим сделал мотыжкой канавку в Дивеево, не бывая там. А преподобный Амвросий вывел из леса женщину, которая, направляясь к нему, заблудилась.

 

И отец Иона, по свидетельству одного гре­ческого митрополита высокой духовной жизни, побывал в его монастыре на острове Крит не только духом, но и телом, не выходя из своей кельи. Накануне они обменялись приветствия­ми, ощутив духовное родство в лоне греко-рос­сийского православия, как его называл святой Иоанн Кронштадтский, подчёркивая единство, преемственность и целостность духовной тра­диции греков и русских. И вот ночью в дверь ке­льи митрополита раздался тихий стук, а вслед за тем удалявшиеся шаги человека, который был босиком. Утром прозревший митрополит звонит чадам отца Ионы и спрашивает, обува­ется ли батюшка, вставая на ночную молитву, и узнал: нет.

 

Его святая любовь к матери органично воз­росла до сыновней преданной любви к Матери Божией и к матушкам - подвижницам монашества. Всегда он тепло вспоминал о матери, которая с детства заронила в его душу тоску о небе. Когда в его келью внесли икону «Аз есмьс вами и никто же на Вы» из Свято-Георгиевского монастыря, батюшка воскликнул: «Сама Матерь Божия пришла ко мне».

 

Он как ребёнок радовался приезду хоро­ших монахинь, своих чад, любуясь их чистой душой, он не хотел их отпускать от себя, даже изнемогая от болей. Как Господь питал благо­дарную любовь к Марфе и Марии, так и батюшка нуждался в Христовой любви сестёр во Христе. Настоятельницы и насельницы большинства монастырей окормлялисьу батюшки. И все они посетили батюшку незадолго до его успения. Он призвал их духом.

 

Матушка Мария, благочинная Елецкого мона­стыря, с сестрами приехала к батюшке. Радости его не было предела, и он долго не отпускал их, уделив каждой внимание. Игуменья Пелагея рассказывает, что увидела преображённое лицо батюшки, просветлённое, с кожицей ребячьей, прекрасное одухотворённой красотой. И у всех его чад при прощании с ним было ощущение пас­хальной радости от того, что батюшка победил страх немощи плоти, независимости мира и коз­ней духов злобы, и осталась в нём одна любовь. Дерзайте, я победил мир.

 

Когда спрашивали о конце времён, он гово­рил, что скоро. Одна женщина спросила, что ей приготовить на эти времена, и получила ответ: для тебя уже всё приготовлено. Скоро она вне­запно умерла.

 

Другим он говорил: вы же потерпите голод ради спасения. Ведь тогда будет актуален вы­бор между крестом и хлебом.

 

Одному батюшке, служившему в чернобыль­ской зоне в деревне из 14 человек, отец Иона не благословил менять место служения, сказав, что там он спасётся. Батюшка, прослужив там 12 лет, мирно упокоился, избежав многих соблаз­нов сытой жизни.

 

Батюшка так любил службу, что выходил за 1,5 часа до литургии: надо было уделить вни­мание толпе сопровождающих, которых было больше сотни, и на проскомидии вынуть мно­жество частиц за чад, о бедах которых он знал духом. И всех он посылал на службу. Любил певчих, и в монастыре создался любительский Ионин хор.

 

Однажды пришёл к нему сельский старичок со свирелью и пытался без успеха исполнить что-то церковное. Батюшка, пожалев, попросил сыграть казачка. И все были довольны. Другой раз кто-то принёс скрипку, и батюшка запел под её аккомпанемент. Никто не видел его гневным и раздражённым, но только сетующим на про­махи своих чад.

 

В алтаре батюшка сливался со всеми служа­щими, считая себя последним среди братии. Все имели доступ к нему. Благодаря его всегдашней собранности, то есть молитве, он мгновенно решал их проблемы, жил с ними одной жизнью, одной душой, соборно и единомысленно.

 

Он всегда был с народом. Сначала стояла келейка за вратами монастыря, куда он прихо­дил для окормления. И исполняя послушание духовника, исповедовал народ во время служ­бы, неизменно возвращаясь в алтарь после Отче наш, чтобы причаститься. Он жил св. тайнами, потому, будучи на Афоне, где ему даже купили келью чада, он стал сопричастником исихазма, включающего ежедневное причастие и духов­ное созерцание.

 

На исповеди напоминал грехи, в случае тяж­ких грехов были паузы - он продолжительно и усердно молился о прощении грехов кающихся грешников.

 

Он нёс тяготы других, потому что, имея креп­кий организм, к 87 годам перенёс много болез­ней. Хотя брат его в 90 лет приезжал к нему в больницу за 30 км на велосипеде.

 

И в больнице через форточку батюшка пере­давал народу всё, что у него было: и хлеб, и фрукты, и деньги.

 

Также, когда по болезни его ограничивали от народа, он умудрялся через окошко бросать в толпу для утешения чётки, брошюры, икон­ки, еду. Он как-то находил выход из любого положения, чтобы проявить отеческую ласку и любовь всем, кто к нему рвался. Все, кто хотел, имели к нему доступ, если проявляли терпение и молитвенную ревность.

 

Пришла к нему его чадо, Людмила, и батюш­ка так её целовал: вскоре у неё умерла мать, го­рячо ею любимая. И батюшка потом с радостью сообщил ей, что её мать прошла мытарства. Се аз и дети.

 

Он не сетовал на дух времени, а деятельно ему противостоял, научая всех стоять крепко и истово в православии. И были у него апостолы, которые несли твёрдость веры в мир: священ­нослужители, подражавшие ему в силе слова и дела. И спецназ православия - игумены и игуменьи монастырей, наверное, почти всех на Украине.

 

«Ради святых изменяется течение истори­ческих и даже космических событий, и поэтому каждый святой есть явление космического ха­рактера, значение которого выходит за преде­лы земной истории в мир вечности.

 

Святые - соль земли; они - смысл её бытия; они тот плод, ради которого она хранится. А когда земля перестанет рождать святых, тогда отнимется от нас сила, удерживающая мир от катастрофы». Преп. Силуан Афонский.

 

Батюшка говорил, что на замену старцам грядут новые, сильные, молодые. А мы будем спасаться по его заветам, обращаясь к нему как к духовному отцу, даже если узнали о нём от других, залогом будет наша любовь к нему, которая не может остаться без ответа.

 

Монахиня Евфросиния (Мухамедзянова)

 

Перейти к содержанию номера