Cавва Васильевич Ямщиков – один из немногих известных творческих деятелей нашего государства, который по-настоящему болеет душой за нынешнее состояние отечественной культуры. Председатель Ассоциации реставраторов России, профессиональный искусствовед, академик РАЕН, как всегда, полон энергии и жизненной силы. Он – публичный человек, который уже давно живет не для себя, а для ближнего. Главный российский реставратор постоянно общается с людьми, много работает и пишет. Его талант глубок и многогранен. Только что вышла в свет его новая книга «Созидающие» – о сорока выдающихся людях современности, которые излагают свое видение прошлого, настоящего и будущего России.

Автор лишен двуличия и скрытности. Он говорит то, что думает, и о том, что наболело. Недавно в телеэфире он открыто защитил Александра Исаевича Солженицына после того, как писатель Владимир Войнович издал, как выразился Ямщиков, «пасквиль» на великого русского писателя, в котором безосновательно обвинил его в «юдофобстве» и «предательстве» из-за выпуска исследования «200 лет вместе» по истории русско-еврейских отношений.

Для Ямщикова характерна духовная крепость и мужская смелость. Ему от Бога дано аргументированно защищать свои позиции.

Савва Ямщиков – православный христианин, мудрый и тонкий человек, всегда готовый проявить к людям, несправедливо гонимым или же находящимся в трудных обстоятельствах, милосердие, понимание и заботу. Однако в принципиальных вопросах он может быть и непримиримым, и предельно жестким. Особенно когда дело касается сохранения культурного наследия России или реакции на попытки дискредитировать, опошлить или принизить великую русскую культуру. Он из тех бесстрашных и исполненных гражданского духа специалистов, кто с самого начала был решительно против возвращения в Германию трофейных картин, вывезенных когда-то из поверженного Третьего рейха.

Журнал «Шестое чувство» встретился с членом нашего редакционного совета Саввой Ямщиковым в его мастерской, где он любезно передал нам свои последние актуальные материалы. Они посвящены проблеме введения в российских школах курса основ православной культуры (на что весьма негативно отреагировали десять российских академиков в известном письме на имя Президента РФ) и взаимодействию Церкви и государства в сохранении культурного наследия.

Мне довелось прочитать письмо десяти академиков в пушкинских местах, в Тригорском. Его суть – это протест против преподавания в школах основ православной культуры. Я всю жизнь занимаюсь, как реставратор и искусствовед, древним русским искусством. И когда я слышу подобные заявления – что не надо преподавать православную культуру, я думаю прежде всего о культуре, которую, оказывается, не надо преподавать. В этой связи я вспоминаю человечка из ведомства небезызвестного вислозадого ефрейтора с усиками, говорившего, что при слове «культура» он хватается за пистолет. Звали его Геббельс.

Скажу так – за атеистические годы советской власти наше поколение было варварски обкрадено. Учась в школе, мы не знали элементарных вещей. Мне, кстати, повезло, я вырос в старообрядческой семье, где Псалтирь, Библия и Евангелие были обиходными книгами. Я лично многое знал. Но – далеко не все. Когда я поступил в Московский университет, где изучали древнерусское искусство, итальянское Возрождение, средневековое искусство, многие из студентов просто не знали, кто такой апостол Фома, что такое – избиение младенцев. Они не были подготовлены к восприятию культуры прошлого. И я надеялся на то, что, когда гнет атеистической пропаганды в нашей стране падет вместе с изменением основ государственной власти, откроются, наконец, двери к родной культуре, к тому, что было в России всегда. Любят говорить: «Закон Божий попы безобразно преподавали». Конечно, такие неучи были.

И они с сарказмом описаны Чеховым, Салтыковым-Щедриным и другими писателями. А вообще наши литераторы, увы, любили позубоскалить. Об этих насмешках Солженицын выразился очень точно: «Пересмеялись». И над основами нашей жизни, и над православием.

Занимаясь древнерусским искусством, я удивлялся высокопросвещенным профессорам, которые утверждали, будто сначала была культура, а уж потом – религия. Не выдержал я – и одному специалисту с мировым именем однажды заметил: «А вы удивите свою маму, сказав ей, что прежде были вы, а потом – она». Сначала – Бог, а потом – и Его изображения.

После того как меня стали пускать за границу, я посетил собор святого Петра в Риме и поклонился апостольской гробнице. Редких памятников искусства в соборе немного. Правда, все они сделаны из вечных материалов. Икон на досках, живописных холстов или графики вы там не найдете. Зато в соборе есть выдающееся творение человеческих рук – «Пьетта» Микеланджело. Я учился у замечательного профессора Виктора Никитича Лазарева, широко известного во всем мире. Он читал нам курсы по искусству Византии и итальянскому Возрождению. Человек темпераментный, с глубокими армянскими корнями, он восхищался творчеством Микеланджело. Свою любовь он привил и мне. Я знал наизусть многие сонеты этого великого мастера, читал его переписку. Подойдя к этой потрясшей меня своим совершенством и одухотворенностью скульптуре, я вспомнил, что создавал он ее будучи двадцати с небольшим лет от роду. Какая там мудрость или знание Божественного смысла?!.. В его письмах того периода вы не найдете ни слова об искусстве, ибо его больше волнует пармезан, присланный брату, или то, как последний распорядился отрезом на камзол, подаренный ему скульптором. И все же именно он изваял неповторимое творение.

Впоследствии, бывая в Ватикане, всякий раз я не менее часа простаивал у этого чуда. И пришел к следующему выводу: Микеланджело был великолепным орудием в руках Бога. Господь избрал этого юношу, чтобы он воплотил Его Божественный замысел. Существует легенда, что мастер, построивший в Кижах сказочный храм, забросил топор в озеро и сказал: «Не было, нет и не будет ничего подобного!». Вот и такого художника, как Микеланджело, больше никогда не будет. И когда после всего этого говорят, что не надо преподавать основы православной культуры, я хочу спросить: а что вас пугает? О какой клерикализации может идти речь, когда рассказывают о Библии, о ее персонажах, об их значении в истории мировой культуры? Это же знания, так необходимые нам сегодня! Почему столь блистательно проявили себя русские писатели в девятнадцатом-двадцатом веках? Прежде всего, потому, что они отлично знали религиозную культуру.

Бытует мнение, будто Пушкин не поехал на Сенатскую площадь, увидев зайца, перебегавшего ему дорогу. Я в Святых Горах живу месяцами. Зайцев там, равно как и монахов, тоже принимаемых за дурную примету, больше чем достаточно. Но не в приметах дело. Пушкин мучительно переживал за своих друзей и близких, собравшихся в декабре на Сенатской площади. Не пойдя туда, он вовсе их не предал – и всю последующую жизнь был им поддержкой и опорой. Пушкинисты лгали, рассказывая, как Пушкин, вызванный императором Николаем I в Москву, заявил монарху, что был бы вместе с восставшими. Нет – он сказал совсем другие слова, свидетельствовавшие о его верноподданности и нежелании вместе с жестоким Пестелем вести Россию к беспощадному и кровавому бунту.

Не пришел на Сенатскую площадь и князь Трубецкой, который первоначально принимал участие в готовящемся заговоре. Говорят – струсил. Какая чушь! Он же воин из плеяды героев 1812 года! Для таких как он, слово «трусость» не существовало. Они сломали хребет самой мощной армии в Европе. В особняке, принадлежавшем отцу его жены, он в ту ночь молился и не пошел к восставшим, словно предчувствуя кровь и зная, что горе-революционеры убьют Милорадовича – его боевого соратника, бесстрашного генерала-патриота. В фильме «Звезда пленительного счастья» замечательно снят разговор Трубецкого с Николаем Первым в кабинете Зимнего Дворца. Императора блестяще сыграл замечательный актер, мой друг Василий Ливанов. Это одна из его лучших ролей. Допрашивая Трубецкого, царь не скрывает своей досады и сожаления об ошибке одного из лучших людей России: «Князь, что вы наделали? Такая фамилия! Я могу сейчас же вас уничтожить!». Но, несмотря на величайшей тягости проступок своего подданного, ограничился ссылкой. Они были православными людьми, носителями православной культуры. Другой у нас быть не может. Мы, прежде всего, православные христиане.

Читая письмо ученых, восставших против православия, я вспомнил, как господин Гинзбург заявил о нежелании жить в России, пишущей слово Бог с большой буквы. Я хочу спросить его: «А как вы относитесь к деньгам, полученным при вручении Нобелевской премии? К зеленым купюрам, на которых слово «Бог» набрано большими буквами? Такой бог вам нравится, а православный – нет?». Не стану ссылаться на академика Павлова, на писателя Бунина – истинно православных граждан России. Хочу, чтобы господин Гинзбург внимательно перечитал труды Альберта Эйнштейна, считавшего, что без Бога не состоялось бы его открытие теории относительности. А когда физика спросили: кто оказал самое большое влияние на его научное становление, он, не задумываясь, назвал Достоевского. А уж христианина, более близкого к Богу, чем Достоевский, подлинного проповедника основ православной культуры, не следует и искать.

В лаборатории Павлова регулярно вывешивались таблички: «Закрыто по случаю Пасхи», «Закрыто по случаю праздника Рождества Христова». А когда пытаются подлинную веру опустить до уровня клерикализации, мне хочется посоветовать академикам: «Подобные вопросы выясняйте с церковноначалием Русского православия». Зачем лишать нас богатств, отпущенных от Бога? Получается, что, реставрируя древнюю икону, я должен, подчиняясь тем, кто заявляет, что эта икона возникла сама по себе, оплевывать православную культуру. Это же глупость.

Я увидел по телевидению выступление одного из подписантов, глубоко уважаемого мною академика Воробьева. Какую чушь он нес, а собеседник слушал! Сплошная «в огороде бузина, а в Киеве – дядька». Блистательный врач путал православную культуру с проблемами телевизионного шоу-бизнеса. Зачем все время спрашивать: а что скажут мусульмане, буддисты и иудеи? Давайте последуем примеру православной страны Греции. Это небольшая, но многоконфессиональная страна на маленькой территории. Греция, Балканы, там средоточие всего на свете. Вопрос о преподавании основ православной культуры греки, не мудрствуя лукаво, решили так: если кто-то из представителей неправославных конфессий отказывается посещать урок по основам культуры, он может играть в это время в футбол во дворе школы или пойти домой. Но поразительно – все ходят на занятия! Всем хочется узнать побольше о неизведанной православной культуре.

Мы же в вопросах многоконфессиональности доходим иногда до самых абсурдных решений. Двадцать седьмого сентября на Псковской земле был торжественно открыт Холм Славы, который должен собрать в себе землю со всех знаковых могил Псковщины и России – от святого благоверного князя Александра Невского до юного героя Александра Матросова. Холм с воздвигнутым на нем крестом насыпан в Изборской долине, где русским воинством на протяжении столетий были отражены все нападения на Русскую землю. Летом, когда мы готовились к открытию Холма, у меня был вечер встречи с псковичами, и один шустрый журналист – из тех, кто вместе с академиками мутят воду, – буквально возопил: «На вершине холма вы ставите православный крест (точнее, копию Труворова креста – такую же, что стоит на могиле Бунина в Сен-Женевьев Дебуа – С.Я.) Как же так? У нас же многоконфессиональное государство!». Я тогда ответил ему: «Молодой человек, а не довольно ли Поклонной горы с храмами всех конфессий? В Изборске никогда не было ни одной мечети, ни одного буддийского монастыря, ни одной синагоги. Воины с православными крестами на хоругвях отражали атаки иноземцев». Ведь так можно дойти до того, что вместо Труворова креста потребуют установить крест, подобный тому, который украшал штандарты крестоносцев или мантии членов мальтийского ордена!

Меня поражает истерия Гинзбурга, неистово оплевывающего православие и при этом зажигающего ханукальные свечи в синагоге вместе с Берл Лазаром!.. Кстати, главный раввин России Шаевич жил со мной до недавнего времени в одном доме в Малом Златоустинском переулке (бывшем Малом Комсомольском). Моя мать-старообрядка общалась с ним, не зная, что он раввин, и отмечала, какой он добрый человек! И именно он сказал недавно: «Мы живем в России и обязаны уважать основы православной культуры». Господину Гинзбургу я хочу посоветовать, чтобы он, черня православие и носителей его культуры, все-таки вспомнил тех, кто спас еврейскую нацию от полного уничтожения. Это были, прежде всего, православные парни. Ведь во время войны наши дивизии формировались из жителей Сибири и других областей России. Что, все эти ребята, которых описывает Виктор Астафьев, шли на войну с комсомольскими и партийными билетами?! Во многих случаях верующие бабушки и мамы зашивали им в одежду крестики, а некоторые носили их под гимнастерками. Это не помешало им освободить мир от нацизма. И если бы они не совершили этот подвиг ценою собственных жизней, то госпоже Гербер не пришлось бы бороться против холокоста, ибо ни самой мамы Гербер, ни ее сына Зельдовича, снявшего грязнейший фильм о Москве, не было бы на свете.

Величайший полководец всех времен и народов Александр Васильевич Суворов был истовым верующим, регулярно прислуживал в церкви, пел в церковном хоре. Девизом победителя были слова: «С Богом и с моими суздальскими полками я завоюю мир». И этот девиз он воплотил в жизнь, совершив фантастический переход через Альпы, когда его и смелых русских воинов вела рука Божия.

В бараках на Павелецкой набережной, где я родился и вырос (рядом жили Андрей Тарковский и знаменитый артист балета Володя Васильев, с которыми мне потом посчастливилось работать и дружить), я узнал Игоря Острецова, моего одноклассника, ставшего одним из главных ядерных разработчиков Советского Союза. Я целых пятьдесят лет не видел друга, ибо он был строго засекречен. Позвонив мне в прошлом году, он рассказал о том, как, в течение нескольких лет ликвидируя последствия Чернобыльской катастрофы, облучился и оказался один на один с онкологией. Но Бог его спас и вернул к жизни так же, как в свое время Солженицына. Первое, о чем мне рассказал Игорь, – его чудесный приход к Богу. Впервые прочитав Евангелие (а физики изначально атеистами не бывают), мой друг изучил досконально каждую его главку и математически доказал правомочность каждого евангельского постулата. И он, в частности, сказал: «Если бы не было Бога Отца, то нельзя было бы объяснить многие законы бытия человеческого». Доказательством веры моего друга в Творца послужило то, что за шесть лет работы на синхрофазотронах Дубны и Протвина он вместе с коллегами нашел источники энергии, которые способны полностью решить проблему ее мировой нехватки. В своей замечательной книге «Философия ненасильственного развития» он постоянно подчеркивает: «Без Бога-Творца мы – ничто».

Недавно ушел из жизни блистательный ученый, академик Дмитрий Львов, экономист высочайшего класса. Незадолго до его смерти мы несколько часов говорили с ним о значимости православия в судьбах России.

И пусть Гинзбург, Алферов и остальные подписанты вспомнят о Львове и Острецове. Коммунисты, коллеги Алферова по партии, прославляют Белинского. Для них он – главнее Бога. Неужели они хотят, чтобы под знаменами атеиста Белинского нами вновь правили те, кто сварганил кровавую революцию? Отказавшись от основ православной культуры, мы будем снова ввергнуты в пучину безбожия, безграмотности, серости и неверия. Пушкин постоянно повторял: «Нет книги главнее Библии и молитвы более душевной, чем молитва Ефрема Сирина». Да, великий поэт в юности написал «Гаврилиаду», но потом каялся за этот поступок всю жизнь.

Мне бы очень хотелось, чтобы наши славные академики, не трогая святое, написали письмо Путину и спросили его: доколе нас будут погружать в мрак шоу-бизнеса? Доколе «Дом-2» будет показывать нам штучки Ксюши Собчак или непотребную похабель эстрадных сатириков? Ведь они пострашнее «Фауста» Гете.

Савва ЯМЩИКОВ,

председатель Ассоциации

реставраторов России

 ***

Предлагаем также вниманию читателей интервью Саввы Ямщикова ИА «REGNUM» на тему поиска путей оптимизации взаимоотношений Русской православной церкви и государства в сфере сохранения культурного наследия. Это – весьма болезненная тема, и нам небезынтересно знать, как смотрит на способ ее разрешения известный искусствовед и главный реставратор России.

REGNUM: Савва Васильевич, наша страна оказалась в достаточно уникальной ситуации. Много лет назад все архитектурные памятники и подавляющее большинство других художественных ценностей были национализированы. Благодаря усилиям музейного сообщества и реставраторов многое из наследия тысячелетней религиозной культуры удалось сохранить вопреки агрессивному отношению советской власти к такого рода наследию. Сейчас Русская православная церковь начинает предъявлять владельческие права, государство начинает соглашаться с этими требованиями и возвращает отнятое у нее в свое время имущество; но это сопряжено с огромным количеством проблем как организационного и правового характера, так и с сомнениями в наличии у Церкви возможности, квалификации и желания заботиться о дальнейшей сохранности этих ценностей.

С.Я. Я считаю, что Церкви должно быть безоговорочно возвращено все, Ей принадлежащее. Но при этом нельзя действовать большевистскими методами – выгонять музеи и реставрационные мастерские на улицу, как уже бывало. Церковь должна быть благодарна музейщикам и реставраторам за то, что они, получая гроши, будучи оплеванными как «пособники церковников», иногда рискуя собственной свободой и жизнью, спасали произведения искусства и памятники архитектуры, тем самым спасая церковное имущество. Сейчас Церковь начинает заниматься возрождением иконописания и создает собственные реставрационные мастерские, и это совершенно естественно. Например, храм святителя Николая в Клениках на Маросейке имеет огромные иконописные традиции. На рубеже XIX – XX веков, когда его окормлял святой праведный отец Алексий Мечев, там работала Мария Николаевна Соколова, в монашестве матушка Юлиания – одна из лучших мастеров иконописания того времени. У нее учились и мои учителя – настоятель Псково-Печерского монастыря архимандрит Алипий и один из старейших наших реставраторов Виктор Васильевич Филатов. Ее племянницы до сих пор работают при этой церкви, где образовался своего рода иконописный центр.

Когда один из самых знаменитых современных иконописцев архимандрит Зинон приезжает в Москву, он обязательно его посещает. Центр иконописи и реставрации существует и при Свято-Тихоновском богословском институте, там работает моя коллега Галина Сергеевна Клокова. Сложнее обстоит дело с реставрацией памятников архитектуры. Кадры архитекторов-реставраторов создавались не при Церкви. Не сама Церковь восстанавливала собор Казанской Божией Матери и Иверскую часовню на Красной площади. Это делал мой друг Олег Игоревич Журин, который сейчас руководит реставрацией Иверского монастыря на Валдае.

Церковь должна готовить кадры для себя, опираясь на наших светских реставраторов, и тогда, я уверен, Она сможет сохранять памятники как минимум не хуже, чем это сейчас делает государство. Приведу пример. Только что я вернулся из Суздаля. Туристические гостиничные комплексы там прекрасные, ухоженные, на уровне мировых стандартов. Но я повез свою жену и дочь в Кидекшу – бывшую резиденцию Юрия Долгорукого в трех километрах от города. Там белокаменный храм 1152 года – церковь Бориса и Глеба, равный Покрову на Нерли, Георгиевскому собору в Юрьеве Польском, Дмитриевскому собору во Владимире.

Мои учителя в тяжелейшие послевоенные годы реставрировали там фрески, в том числе предполагаемое изображение жены Юрия Долгорукого, которая здесь похоронена. Сейчас храм в таком состоянии, как будто бы только что кончилась война, прошли какие-то вражеские полчища. В храме нет света. Сидит старичок – местный житель, который продает билеты. У него на столе лампочка, и он сам оплачивает это электричество.

REGNUM: Вы полагаете, что если бы этот храм был передан Церкви, он содержался бы лучше?

С.Я. Я уверен, что Церковь привела бы его в порядок. Рядом с церковью Бориса и Глеба есть храм XVIII века, который принадлежит Церкви, и он более-менее в норме.

REGNUM: Но известно, к сожалению, много случаев, когда представления настоятеля о приведении храма в порядок резко расходятся с культурными представлениями о сохранении наследия...

С.Я. Да, к сожалению. Поэтому я убежден, что мы обязательно должны работать бок о бок. Как в религиозных вопросах не сделать шагу без духовника или наставника, так и они не имеют права ничего делать с памятниками без согласования со специалистами. И если мы не восстановим древние памятники, вся наша церковная архитектура и живопись так и останется на уровне храма Христа Спасителя...

REGNUM: Вам известны примеры такого гармоничного и конструктивного взаимодействия?

С.Я. Конечно. В очень многих действующих монастырях сейчас ведутся реставрационные работы силами настоящих специалистов. Взять тот же Иверский монастырь. Я уверен, что результат реставрации там будет прекрасный. Но чаще бывает, к сожалению, иначе. Во Пскове Церкви переданы знаковые памятники архитектуры – церковь Василия на Горке, церковь Николы со Усохи и другие. В свое время их реставрировали знаменитые реставраторы – Всеволод Смирнов, Борис Скобельцын, Михаил Семенов. Они воссоздали там интерьеры XV – XVI веков, а сейчас туда заталкивают какие-то фанерные конструкции, совершенно не думая об архитектуре. И труд реставраторов, и открытая ими красота – все пропадает. Правда, что среди духовенства есть люди, далекие от культуры. Не надо забывать о том, что за семьдесят лет оно было практически под корень выведено, и сейчас в Церковь идут зачастую совершенно случайные люди. Но бывает, придешь в храм и любо-дорого посмотреть. Вот, например, Нина Анатольевна Орешко – по профессии инженер, компьютерщик, вот уже двадцать лет руководит восстановлением храмов. Она восстановила московскую церковь Всех Святых на Кулишках, церковь Иоанна Богослова в Бронной слободе, где были склады театра им. Пушкина, сейчас занимается храмами на Ваганьковском кладбище и на Трехгорке. Будучи старостой, она работает и с инспекцией по охране памятников, и с архитекторами, и со специалистами по реставрации монументальной живописи, и результат блистательный.

REGNUM: Часто можно слышать, как представители Церкви сетуют на то, что квалифицированные реставрационные работы дороги.

С.Я. И это правда. Одно дело, когда речь идет о реставрации такого крупного и известного памятника, как комплекс Иверского монастыря, но что делать настоятелю небольшого, никому не известного храма? Конечно, сломать и построить заново дешевле, чем реставрировать. Но даже на маленький храм всегда можно найти какие-то деньги, чтобы не сломать, а сохранить его.

REGNUM: Но может ли Церковь сама профинансировать такой громадный объем работ, ведь очень часто государство передает ей храмы в ужасном состоянии...

С.Я. Об этом лучше спросить у самой Церкви, но думаю, что деньги у Нее есть. Если Церковь будет вкладывать деньги в реставрацию, это замечательно. Конечно, нужно строить новые церкви, особенно в тех районах, где храмов не было, но все-таки Церковь вместе с нами должна в первую очередь заботиться о восстановлении святынь, то есть древних памятников. Без этого вере не на чем держаться.

REGNUM: Можем ли мы заимствовать что-то из опыта церковно-государственного взаимодействия на Западе, например в Италии, где никогда не прерывалась традиция церковного владения предметами искусства?

С.Я. В нашей стране сейчас говорить об этом трудно, потому что тон зачастую задают безбожники, более страшные, чем при коммунистическом режиме. Люди, претендующие на уважение, позволяют себе заявлять, что знать не знают и не хотят знать, что такое православие, и не желают жить в обществе, где проповедуют религию. А на Западе, между прочим, даже на деньгах написано «С нами Бог». Для того, чтобы у нас в этом отношении было как в Италии, нужно, чтобы в нашей стране к религии относились бы так же, как это раньше было в Италии и в России. Кстати, в последнее время и на Западе вера выхолащивается, но они все-таки капиталисты и понимают, что неразумно разрушать памятники и выбрасывать на улицу предметы искусства.

REGNUM: Однако и у нас есть примеры удачного совместного использования Церковью и музеем одних и тех же художественных ценностей...

С.Я. Да, в Толгском монастыре под Ярославлем музей и Церковь пришли к согласию, и там чудотворная икона Толгской Божией Матери хранится в храме, где за ее состоянием очень тщательно следят музейные сотрудники. Самый известный пример – Владимирская икона Божией Матери, которую Третьяковская галерея поместила в отреставрированном храме Святителя Николая в Толмачах на территории музея. Икона заключена в специальный герметичный киот, где поддерживается идеальный температурно-влажностный режим. Она доступна для молящихся, но в то же время ее сохранности ничего не угрожает. Так же хранится в соборе Успенского Княгинина монастыря во Владимире чудотворная икона Боголюбской Божией Матери XII века.Такие вещи можно только приветствовать. Но этого мало! Так повезло только некоторым шедеврам.

А вот во Пскове три года назад епархия устроила отопление Троицкого собора таким образом, что горячий воздух нагнетался внутрь без всякой циркуляции. В результате влажность резко упала, иконы (не только древние, но и новые!) не выдержали, и иконостас стал осыпаться. Когда я привез из Пскова пакет осыпавшихся фрагментов и продемонстрировал его здесь, в Москве, на заседании президиума Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, представители Псковского управления культуры стали говорить, что это мне «подсунули». Мы с комиссией приехали на место, и настоятель Троицкого собора тоже сказал мне: «Это обман». Я ему ответил: «Ты, друг мой, еще не родился, когда я здесь, в соборе, уже занимался реставрацией. Меня не обманешь!»

REGNUM: Кто-нибудь понес ответственность за это?

С.Я. Представим, что такое случилось бы в музее. Вне всякого сомнения, директору музея пришлось бы иметь дело с прокурором. А чем закончилась история во Пскове? Настоятель остался на своем месте. Систему отопления переделали, но иконостас-то уже осыпался! Его заново надо реставрировать, а у государства нет на это денег.

REGNUM: Кто же виноват в этой культурной катастрофе? Разве не государственные органы охраны памятников, которые вовремя не проследили за тем, какие работы ведутся в соборе, и не подумали, чем это может закончиться?

С.Я. В данном случае виноват хозяин, который, к сожалению, не прислушивается к государственным органам. У нас ведь Церковь отделена от государства... Как и почему такое происходит, надо спрашивать, прежде всего, у церковного начальства. Сейчас идут переговоры о передаче Церкви храма Ильи Пророка в Ярославле. В этом храме находятся уникальные фрески и иконостас работы Федора Зубова и замечательных ярославских мастеров. Если начать там регулярные богослужения, они погибнут. Таким образом мы уже почти потеряли фрески Андрея Рублева в Успенском соборе во Владимире. Ради чего губить храм Ильи Пророка? Зачем ежедневно служить в нем? В Ярославле и так полно действующих церквей, они стоят полупустые...

На мой взгляд, передача такого храма, как церковь Ильи Пророка, может совершаться только при заключении договора между епархией и музеем, в котором на первом месте будут стоять интересы самого памятника. В России существовал прекрасный опыт церковно-археологических музеев, сочетавших два подхода: церковный и хранительский. Я думаю, к этому опыту нужно возвращаться, и как можно скорее. Иначе мы теряем и будем терять даже то культурное наследие, которое удалось сберечь в советские времена.

Источник:

www.regnum.ru

Перейти к содержанию номера