ШЕСТОЕ ЧУВСТВО

рассказ

(специально для журнала «Шестое чувство»)

Шестое чувство возникает не так уж и часто, в разные периоды нашей жизни. И если оглянуться назад, то…

Тем более, что у нас есть возможность побывать в гостях у прошлого, тайком, чтоб никто не видел и не догадывался. А прошлое – это старый дом, темный, потому что недавно был сильный ветер и оборвал провода. Обитатели этого дома сидят при свечах. Их всего двое – бабушка с внуком. Бабушка тихим голосом читает Евангелие. Ее тень причудливо и контрастно, как на картине Жоржа де Латура, шевелится по стене… 

И читает она о том, как однажды Иисус Христос вместе с учениками отправился в лодке на другой берег Генисаретского озера и поднялась сильная буря. Лодка стала покрываться волнами. Иисус же в это время спал. Ученики испугались, разбудили Его и говорят: «Господи, спаси нас, погибаем!». Но Он сказал им укоризненно: «Что вы так боязливы, маловерные?», – встал и сказал: «Умолкни, перестань!» И буря сменилась великой тишиной. Все очень удивились и рассуждали между собой: «Кто же это, что и ветрам и воде повелевает, и они повинуются Ему?».

А в другой раз ученики Иисуса Христа одни отправились в лодке через озеро Генисаретское, которое называлось Галилейским, а еще, чуть позднее, Тивериадским, в честь римского императора Тиверия. Спаситель остался на берегу молиться Богу. Наступила ночь, поднялся сильный ветер. Озеро волновалось, и лодка почти совсем остановилась. Иисус сжалился над ними и пошел к ним по воде, они же подумали, что это – привидение, и от страха закричали. Иисус Христос успокоил их словами: «Не бойтесь, это – Я». Петр воскликнул: «Господи, если это – Ты, то позволь мне идти к Тебе по воде!». Иисус сказал ему: «Иди!». Петр вышел из лодки и пошел по воде, но, видя сильное волнение, испугался и стал тонуть. «Господи, спаси меня!» – закричал он. Иисус Христос взял его за руку и сказал: «Маловерный, зачем же ты усомнился?». Потом они вошли в лодку, и ветер утих. Бывшие в лодке поклонились Иисусу Христу и сказали: «Воистину Ты – Сын Божий!»

Свеча тихо потрескивает, бабушка умолкает и долго сидит, задумавшись о чем-то своем.

– Иисус Христос? – вдруг спрашивает мальчик. – А почему Он называется Иисусом Христом?

Бабушка улыбается.

– Иисус в переводе на русский язык означает – Спаситель, а Христос – Помазанник…

Помазанник… – повторяет она, точно для себя одной.

У мальчика возникают другие вопросы, но он отчего-то не решается их задавать. И вновь наступает тишина.

– А знаешь, – ласково улыбается бабушка, – когда Иисус был в твоем возрасте, Он играл с соседским мальчишкой и лепил из глины голубков. Потом Он дунул на них, и голубки ожили и взлетели!..

– Как это Ему удалось? – в недоумении переспрашивает мальчик.

– Он же Сын Божий и Сам Бог, и Он все может…

А ночью мальчику снится Иисус Христос, идущий по водам Генисаретского озера. Темно, волны вздымаются и с шумом обрушиваются на берег. «Иди ко мне, – говорит Иисус мальчику и протягивает руку. – Иди, не бойся…»

И мальчик бесстрашно идет Ему навстречу. Он видит светящуюся во тьме человеческую фигуру, решается посмотреть пристальнее…

Ослепительный свет скрывает черты лица. Мальчик касается руки и чувствует благодатную силу, побежавшую по его жилам и наполняющую душу неизъяснимым восторгом.

– Не бойся ничего, – говорит Господь и делает плавный жест рукой, – люби все это, все, что видят глаза, все, что слышат твои уши.

Все это создано Господом, все наполнено дыханием Его!…

– И деревья тоже? – спрашивает мальчик доверчиво. – И озера, и реки, и моря, и цветы, и птицы?

– Все живое!..

И мальчик просыпается, но долго не открывает глаза, стараясь удержать в памяти чудесный сон.

Как описать все это?..

Время бежит, стучит механизмами часов, созданными в разные исторические эпохи; стрелки изгибаются вопросительными знаками, потому что… Каждый временной отрезок ставит свои, неразрешимые вопросы.

Кажется, это было ранней весной, когда на склонах гор появились подснежники, а на солнечных полянах расцвели жемчужные ирисы. Правда, тренер и не думал об этом, он смотрел на мальчика и очень удивлялся. То, что рассказали ему о нем, не вмещалось в сознании.

«Он переплыл Куру в том самом месте, – думал тренер, – в том самом месте, где река сужается и несет свои воды с бешеной скоростью, это место славится… Кто из его учеников решится на это, интересно было бы проверить…»

Мальчик был худеньким, в его лице не было ничего такого, что отличало бы его от сверстников…

– Ну, прыгай в воду… – сказал тренер и поощрительно кивнул головой.

И мальчик прыгнул с бортика. Его узкое тело вошло в воду без всплеска и, гибко изогнувшись, оказалось на поверхности. Короткий взмах руки, потом другой…

«Техники нет никакой, но в движениях врожденная естественность», – машинально отметил про себя тренер.

Вода охватила его со всех сторон, сжала нежным материнским объятием, и вытолкнула на поверхность. Подбадривая и подталкивая, она понесла его вперед. Он поплыл к противоположному бортику, вытягиваясь в струну, плавно работая ногами и руками. Вода, обтекая его тело, поддавалась и пружинисто сопротивлялась его гребкам…

– Хорошо, – сказал тренер, – хорошо, только вот что…

Потом он говорил бабушке, которая привела внука в бассейн:

– У мальчика, об этом трудно говорить сейчас с уверенностью, есть данные. Да-да, определенно есть данные. И в нем есть очень важное: он не только не боится воды, он ее любит. Это чувствуется, и это очень важно…

– Да-да, он любит воду, – подтвердила она, вспомнив ужас, который пережила, когда узнала, что мальчик переплыл Куру в очень опасном месте.

– Я возьму его с собой на сборы, в Батуми.

У нас своя база, там мы отдыхаем. Мальчик пообщается со спортсменами, естественно, будет тренироваться. Не волнуйтесь, он будет под постоянным присмотром, у нас дисциплина, у нас…

Бабушка пришла в недоумение. Не успела привести внука в бассейн, и вот тебе, пожалуйста.

И мальчик впервые увидел море, огромное, необъятное. Как можно не любить его? Оно родное! Оно дышит, оно поистине живое и пахнет водорослями, выброшенными на берег, пахнет субтропическими растениями, пахнет…

И как передать этот волнующий запах, невыразимый будничными человеческими словами. Оно манит, оно протягивает невидимые руки, стремясь заключить хрупкое человеческое тело в свои просторные объятия.

Он осторожно ступил в воду, и вода ласково обхватила его лодыжки. Он сделал шаг вперед, потом не выдержал и бросился навстречу набежавшей волне. Соленая вода на языке показалась удивительно знакомой. Он уже переживал все это, в далекие неведомые времена. Он нырнул и широко открыл глаза. Под ним была зеленоватая глубина, в которой была жизнь, созданная Божиим дыханием. Скользили тени рыб, колыхались водоросли. Он расслабленно нырнул навстречу незнакомой жизни, и она приняла его. Он, как и рыбы, скользил в глубине, и его тень бежала, изгибаясь, вслед за ним. И, что самое замечательное, рыбы не пугались ее. Они деловито сновали в зарослях водорослей, спешили по своим делам, не обращая на него никакого внимания. Он был «своим», он не представлял для них никакой угрозы. Потом он медленно вернулся на поверхность, и от яркого солнца на мгновение ослеп. Он поплыл навстречу набегающим на берег волнам. Они плавно поднимали его и опускали, скрывая горизонт, за которым было безграничное пространство голубой воды, прячущей в своих бездонных глубинах скрытые от человеческого глаза Божественные тайны. Он чувствовал это всем своим существом. Время остановилось. Он покачивался на волнах, он не думал ни о чем, он слился с невыразимым потоком жизни. Над морем отрешенно плыли облака: во всем ощущалось вселенское дыхание, преисполненное глубокого неземного смысла…

Десять лет спустя мальчик, вернее, уже юноша…

Поздним вечером в Батуми море штормило. Волны с грохотом обрушивались на берег, и их неумолчный гул был слышен во всем городе.

Тренер спал в своей комнате, но неожиданное ощущение тревоги разбудило его. «Неужели опять? – подумал он.– Нет, это какое-то безумие…»

Он торопливо оделся, вышел из уютного домика спортивной базы и направился к бурлящему берегу. И подтвердились самые худшие подозрения. Стройная фигура ученика угадывалась на самом берегу, о который с яростью разбивались волны.

Юноша направился навстречу…

– Нет, – крикнул тренер, – нет… – но его голос потонул в грохоте прибоя.

Казалось, что волны поднимаются до самых небес, в которых светили яркие, но бесстрастные звезды. Луна вставала из-за горизонта огромная и безмолвная, освещая все вокруг холодным, равнодушным светом.

«Не бойся ничего, люби все это…», – вспомнил юноша слова приснившегося Иисуса Христа, приблизился к самой кромке прибоя, и волны на мгновение замерли, а затем ласково обтекли его колени и откатили назад, приглашая и заманивая. И он не удержался. Вода стремительно понесла его навстречу огромной волне. Он расслабленно скользнул под нее и оказался за пределом бурлящего наката; вода вынесла его за границу кипящего водоворота, вознесла к звездам, ласково, убаюкивая, отпустила, и он рухнул с «небывалой» высоты вниз, затем вновь подняла…

Стихия бушевала вовсю, но вода очень бережно держала хрупкое человеческое тело в своих ласковых объятиях. Время остановилось. Ему хотелось остаться навсегда в этих бушующих волнах, которые раскачивали его, приближали к звездам и вновь удаляли от них: в этом был неведомый ему смысл существования, слияния с огромной массой воды, созданной вселенским дыханием, несущим глубокий смысл и неразрешимые загадки запредельного Разума. Юноша чувствовал, как невероятным образом становится невесомой, но очень ощутимой частицей непрерывного движения, происходящего в видимом и невидимом мире. На короткий миг он оказался на гребне огромной волны и, оглянувшись на берег, увидел призрачную в свете луны, знакомую фигуру тренера, но не воспринял ее как нечто реальное. Тренер размахивал руками и что-то кричал, и это оказалось за пределами его сознания. Он забыл язык, на котором говорил, забыл о прошлом, настоящем и совершенно не воспринимал будущего. И прошлое, и настоящее, и будущее смешалось, превратилось в один непрерывный поток вечности, в которой нет ни сегодня, ни вчера, ни завтра. Время исчезло, время потеряло свой смысл, время превратилось в нечто бессмысленное. Может, это и называется шестым чувством? Кто осмелится это утверждать?

И в то же самое время, в тот момент что-то подсказывало ему: надо возвращаться, но так не хотелось прерывать бездумного ощущения, испытанного в грохочущих волнах, на границе воды и неба, земли и мирового пространства. И его не оставляло желание уплыть подальше, за темный горизонт, чтобы остаться там навсегда…

Волны бережно вынесли его на берег, покрытый скользкими водорослями, выброшенными сумасшедшим прибоем...

– Ты опять за свое? – укоризненно прокричал ему тренер. Юноша ничего не ответил. Лишь поднял полотенце, машинально вытер мокрое лицо и пошел в сторону домика, в котором отдыхали его друзья – спортсмены.

– Зачем ты это делаешь? – спросил тренер.– Зачем? Чтобы пощекотать всем нервы?

Юноша покачал головой.

 – Это очень трудно объяснить, – наконец вымолвил он, – да и не надо, наверное, ничего объяснять…

– А я требую объяснения…

–Там хорошо… – указал он на бурлящие волны, – я там чувствую себя дома… Дома, в котором я давно не был и наконец вернулся…

Тренер не удивился, он давно ожидал услышать нечто подобное.

– У тебя особенное отношение к воде, – произнес он после недолгого молчания, – ты словно боишься ее обидеть, оскорбить. Поэтому ты и не можешь… или не желаешь показать своего настоящего результата…

Юноша сморщился.

– Вода, – тихо произнес он, – вода – она живая,  она все чувствует, и она не терпит борьбы и злости, присущих всякому соревнованию. Она замыкается, она перестает помогать…

– Помогать? – переспросил тренер с некоторой иронией. – Помогать, и как ты это, скажи на милость, чувствуешь?

– Не знаю, – обреченно покачал головой юноша, – не знаю. Возникает какое-то шестое чувство…

Неожиданно тренер нервно засмеялся и, на мгновение задумавшись, решился. Сейчас нет никаких соревнований, мы одни. В таких условиях ты можешь проплыть в полную силу? Без свидетелей… только я и ты, и больше никого. Я и ты… – повторил он, не веря тому, что ему удастся уговорить.

На лице юноши отразилось сомнение.

– Хорошо, – наконец проговорил он. – Хорошо, только никаких секундомеров. Иначе все потеряет смысл…

Он встал на тумбочку, сделал несколько глубоких вздохов, что-то прошептал воде, застывшей в тесном пространстве бассейна. Тренер незаметно нащупал секундомер, спрятанный в заднем кармане светлых парусиновых брюк.

Короткий взмах рук, тело зависло над водой, без всплеска вошло в нее, чтобы через мгновение оказаться на поверхности, почти посередине бассейна. Размашистые взмахи рук и… вода понесла его.

Тренер, широко раскрыв глаза, смотрел на чудо. В какой-то момент ему показалось, что юноша, развивший невероятную скорость, расплющит свое гибкое тело о противоположный борт бассейна, но оно, плавно изогнувшись, совершило кульбит и вновь скрылось под водой...

Тренер едва успел щелкнуть кнопкой секундомера. Он молчал, открывая и закрывая рот, он не мог ничего сказать, ничего подумать. Потом он плюхнулся на жесткую скамейку, вытянул ноги, спрятал пылающее лицо в ладонях.

Юноша, держа в руках полотенце, опустился на скамейку и очень внимательно посмотрел на звезды. Потом стал спокойно вытирать лицо. Дышал он ровно, точно и не устал вовсе.

– Пошли спать, – сказал тренер.

Он ничего не сказал больше. Ему не терпелось оказаться в своей комнате, включить свет и достать из кармана секундомер… И когда он оказался в ней, достал хронометр, посмотрел на секундные стрелки, стало очень тихо, и вдруг в открытые настежь окна ворвался торжествующий, как ему показалось, рев моря. Потом затихло и повторилось опять…

Ох-ох-ох, много лет минуло, как у Дюма: двадцать лет спустя…

Но прошло тридцать лет, а может, и больше!..

Он гулял по Коломенскому, этому удивительному месту в Москве. Солнце садилось на западе, освещая неяркими лучами дубы, которым по восемьсот лет. Городской шум остался где-то в другом измерении, и народу было совсем немного.

Он обошел храм иконы Казанской Божией Матери, свернул вправо. Именно там росли древние дубы, которые многое видели, которые о многом могли бы поведать.

Если бы могли…

И тут он… Об этом очень трудно рассказать. Потому что не поверят, потому что смеяться будут, потому что…

Около одного из дубов он увидел толпу женщин, и что-то в их сосредоточенных позах было необычным и настораживающим. Он услышал голос сотрудницы музейного комплекса, увидел, как она решительно направляется к толпе, на ходу укоряя ее из-за того, что топчется газон, огороженный цепями и украшенный запрещающими табличками. Неожиданно сотрудница остановилась и упала на колени. Крайне заинтригованный, он пошел к дубу, вокруг которого собралась толпа, и тоже внезапно остановился, поглядев в спутанное переплетение дубовых ветвей.

И среди ветвей, словно сотканный из золотых лучей заходящего солнца, четко прорисовывался Лик Пресвятой Богородицы. Лицо было живым. Глаза смотрели печально, сочувствующе…

Он не стал падать на колени, хотя и был потрясен и не понимал, что с ним происходит. Смятение, недоумение, совершенно необъяснимый страх перед вечностью, восторг – вот приблизительный перечень ощущений, которые он испытал в тот потрясающий душу момент…

Он на мгновение отвлекся от созерцания Блаженного Образа, огляделся. Женщины, окружавшие его, исступленно молились, шептали что-то, шевеля губами, крестились. Некоторые били себя в грудь.

Он вновь посмотрел вверх и опять увидел сострадающие глаза, которые старались что-то внушить, подсказать сочувственно и сокрушенно. И он понял, в чем признался самому себе позднее: ему не хватает знаний и преобразующей душу веры, поэтому попятился, шестым чувством осознав, что недостоин этого видения, оказался здесь совершенно случайно, ибо подобное является избранным, будь они грешниками или святыми. И, когда Образ окончательно растворился в золотых лучах заходящего солнца, он развернулся и зашагал сосредоточенно и целеустремленно, хотя и не отдавал себе отчета, куда и зачем он идет…

А над ним изгибался бездонный небосвод, меняя очертания, струились деревья в дрожащем вечернем воздухе. А в небе летали стрижи и ласточки, где-то, может быть за тысячи километров от них, грозно перекликаясь, реяли орлы, искрились и плясали струи водопада. И где-то, опять-таки очень далеко, в небо взвился жаворонок, и его переливистая песнь обрызгала все вокруг хрустальными каплями божественных звуков.

Ни тогда, ни после он ни с кем не говорил об этом, чувствуя, что эта тайна ему не принадлежит.

На следующий день, убедившись, что не сможет ничем заниматься, он опять отправился в Коломенское, чтобы проверить и, может быть, заново пережить…

И, когда оказался на месте, не сразу осознал, что же произошло, а когда подошел поближе, обнаружил, что дерево безжалостным образом спилили. Он не верил своим глазам. Оно лежало на земле с обрубленными ветвями, которые, когда только успели, увезли куда-то. Рядом с поваленным деревом стояла сотрудница музея, ее лицо не выражало ничего.

– Зачем, зачем они это сделали? – спросил он, хотя вряд ли мог объяснить, кого имеет в виду.

И женщина ответила, даже не повернув в его сторону головы:

– Испугались… Испугались слухов, испугались паломничества…

Она поглядела на него и подумала, что сказала лишнее постороннему человеку, но по его сокрушенному виду догадалась, что он не посторонний, и успокоилась.

Женщина ушла, а он остался, присел на поверженное дерево, и его блуждающий взгляд успокоился на созерцании бездонного неба, в котором струилась и переливалась жизнь, наполненная Божественным дыханием.

Огромная стая птиц парила высоко в небе, подготавливая птенцов к перелету в теплые края. Стая кружила над землей, чтобы, окунувшись в воздушный поток, медленно, не прилагая никаких усилий, вознестись в бездонную глубину сияющего пространства. Птицы становились невидимыми в лучах яркого солнца, но, достигнув определенного предела, складывали крылья и падали вниз, чтобы вновь кружиться до тех пор, пока их не подхватит новый, струящийся воздушный поток.

Его окружал прекрасный Мир, удивительный и неповторимый, созданный Дыханием Божиим; возьми большую лупу и пойди на луг и разглядывай через нее цветы. Допустим, все они носят одно и то же название, но попробуй найти одинаковые. И в море великое разнообразие рыб и растений, в лесу то же, что в море…

И, тем не менее, ему вдруг до боли захотелось оттолкнуться от земли и воспарить к поверхности воздушного океана, чтобы достичь безвоздушного пространства и восхитительной пустоты, где нет отвратительного атмосферного давления и не менее отвратительного земного притяжения. Желания подобного рода он давным-давно воспринимал как реальные…

На детской площадке возле своего дома он присел на креслице карусели, развернулся и увидел сидящего на лавочке тренера… Постаревшего, но все еще стройного и по-прежнему иронично улыбавшегося. Растерявшись и обрадовавшись одновременно, он вскочил, отчего карусель поехала назад, бросился к скамейке.

– Гостей принимаешь?..

Нервничая, он долго возился с замком.

Оба оказались в тесном коридоре перед зеркалом, и оба невольно посмотрели на отражение другого.

– М-да, время… – протянул тренер.

Они вошли в комнату, тренер беглым взглядом осмотрел ее. На столе было много книг и среди них Библия. Тренер не удержался:

– Это, наверное, связано с шестым чувством?

– В какой-то мере, да…

– Вопрос, который я хочу тебе задать, я обдумываю уже много лет, и ответа не нахожу. Как ты обходишься без воды, живешь вдали от моря, с которым у тебя?..

– Мне хватает воды, которую я по утрам набираю в ванну… Вода – она везде вода, – ответил ученик после секундного молчания и усмехнулся, – ручьи впадают в реки, реки в моря, моря узкими проливами соединяются с Мировым океаном, так что…

– А если серьезнее?

– Мне вполне хватает людских водоворотов, они, кстати, возникают по тем же законам…

Вечером они пили чай и молчали. Оба боялись нарушить хрупкое взаимопонимание, вернувшееся к ним после долгих лет.

– Ты сегодня увидел что-то для себя неожиданное? – спросил тренер, и в голосе его не было иронии.

– Дерево спилили. А небо… небо живет по тем же законам, что и море, Божественное дыхание ощущается и там… – бесстрастно объявил ученик, но в голосе его не прозвучало горечи.

Тренер не стал вдаваться в подробности, хотя и не знал, о каком дереве идет речь. Но он чувствовал, что рано или поздно его ученик ему расскажет.

Неожиданно он встал и вышел, а вернувшись, протянул ученику небольшой сверток. Тот, не спрашивая, стал его разворачивать. А развернув, удивленно вскинул глаза.

– Да-да, в тот вечер я пытался засечь время твоего заплыва.

– И?..

– Как видишь, у меня ничего не вышло.

В свертке оказался изуродованный секундомер с безобразно искореженными стрелками. Ученик повертел хронометр в руках, аккуратно положил перед собой.

– Я всю свою жизнь посвятил спорту, а в спорте время имеет главенствующее значение. Время и результат. Но именно в ту ночь я понял, догадался, что время не имеет того сакрального смысла, который мы привыкли ему придавать. И помогло мне понять все это нелепое обстоятельство, случайность. Секундомер лежал в заднем кармане брюк, а я, совершенно забыв об этом, плюхнулся на жесткую скамейку. М-да, шестое чувство», – произнес тренер и присел на краешек стула, как гость, который забежал на минутку.

И оба замолчали.

– Но почему, почему? – с недоумением в голосе вымолвил после паузы тренер. – Почему оно оставляет такие неизгладимые следы на наших лицах! Я об этом подумал тогда, когда мы смотрели друг на друга в зеркале…

Владимир ПЕСТЕРЕВ,

село Половинка,

Алтайский край

 

 

Перейти к содержанию номера