Регулярные прогнозы на завтрашнюю воину «ци­вилизованного» западного мира с Ираном уже надоели: боюсь, что, если война всё-таки вспых­нет, произойдёт это для нас, попривыкших к предупреждениям о ней, внезапно... И всё же одно среди массы этих высказываний показа­лось вдруг более оригинальным - и ближе, акту­альнее для России (своя рубашка, к сожалению, ближе к телу). Уж не помню кто - но задал во­прос: в случае если конфликт с Ираном «даст ос­ложнение» на наш Кавказ, кто в этом регионе ре­ально поддержит интересы России? Разве что - казачество... Но захочет ли и сможет ли оно?

Вопрос, конечно, интересный. И я, много лет занимаясь историей культуры казачества, по­стараюсь на него ответить. Верить мне или нет, решайте сами.

Казачество исторически «окаймляет» своими одиннадцатью войсками Россию - с юга и восто­ка. Традиционно оно считалось опорой державы, её «пограничной заставой». Но прошли годы и века, и многое изменилось в нашей стране. Кто же держал эту заставу - и стоит ли она до сих пор? Сказано об этом было много, да известно, как ни странно, мало.

...Происхождение и время возникновения ка­зачества - проблема, остающаяся нерешённой до сих пор. Наука ещё не сказала здесь последнего слова. Версий много: от самых «масштабных» до наиболее «примитивных». Официозная исто­рическая школа с имперских - и до советских времён предпочитала «выводить» казачество из беглых в Дикое поле крестьян, освоившихся, во­оружившихся и самоорганизовавшихся там на ходу - «экспромтом». В свою очередь, казачьи националисты гордо выдвигали идею происхож­дения от древнейших, славнейших аборигенных степных народов - едва ли не со времён Адама или хотя бы детей Ноя. Видимо, обе эти крайно­сти надо бы свести к золотой середине. Такие те­ории тоже есть - и они наиболее перспективны.

«Казак» - слово, в тюркских языках озна­чавшее «вольный, независимый человек». Так во времена Чингиза и Тамерлана называли не­подданных, как правило, наёмных кочевников. Многим восточным властелинам нужны были по-граничные стражи, инициативные и смелые пе­редовые отряды - которых, кроме того, не было жалко. Ведь не «родные» - наёмные. Как пра­вило, такими казаками становились небольшие племена. Свою немногочисленность они компен­сировали дерзостью и мужеством. Понятно, что казаки тогда бывали разными и находились в разных краях.

«Свои» казаки были на службе у татарских ха­нов и у итальянской колонии генуэзцев в Крыму, которая просуществовала до 1475 года, сметён­ная затем турецким натиском. Русские окраин­ные княжества также начали обзаводиться каза­ками - и упоминания о них встречаются в доку­ментах с XIV - XV веков. Кроме наёмных - «горо­довых» казаков упоминаются и вольные казачьи общины в Диком поле - ничейной тогда, ныне южнорусской степи. И за ними было будущее.

Кто они были по происхождению? Были, ви­димо, среди них и татары, и славяне, и выходцы из других народов. Но устойчивые независимые сообщества, как правило, должны иметь какое-то исходное «ядро», организующее присоеди­няющееся к нему элементы. Казачество вполне может происходить от неких самостоятельных племён. Есть теория, согласно которой оно воз­никло в результате симбиоза славян, тюрок-ха­зар и ираноязычных аланов в междуречье Дона и Волги - в X веке нашей эры. Согласно другой концепции, казаки - потомки переселивших­ся в степь в ХМстолетии пятигорских черкес. (Имеются и другие варианты.)

Важно другое: какое бы происхождение ни имело ЭТО казачество - его появление стало со­бытием РУССКОЙ истории. Это были люди, самим своим существованием в Диком поле поставив­шие заслон натиску Степи на Русь. Казачество уверенно выбрало исторический путь правосла­вия, путь защиты слабого от хищника. Не стра­шась численного перевеса противника, на суше и на море казаки вступали в бой с турками, крым­чаками и ногайцами; отбивали взятых в полон славян, освобождали невольников-христиан и снабжали их на дорогу домой чем могли. За это им - слава и честь.

Вольные казачьи общества по Дону, Днепру, Тереку укрупнялись, объединялись и складыва­лись в войска. Устройство этих обществ и войск было выборным, «демократическим» - они пред­ставляли собою своего рода рыцарские ордена. Каждый, пожелавший вступить в казаки, должен был пройти суровый искус-испытание - и только тогда становился полноправным «братом» (так они называли друг друга). Быт казака XV - XVII столетий был неприхотливым, как у спартанца: принятому «на обучение» в Запорожское во­йско указывали место на земляном полу куреня, где он мог постелить шкуру или одежду между устроившимися точно так же товарищами, и го­ворили: «Вот тебе место! Помрёшь - ещё меньше будет». Добычу, взятую с боя, тратили, не счи­тая - а порой отдавали и собственную голову. Такая была жизнь.

Принимало казачество в те века участие и во внутренней жизни России. Чего греха таить - не всегда это участие оказывалось «конструктив­ным». Оправившись от татаро-монгольского разорения, Русь крепла и ширилась. Всё дальше распространялась она в Дикое поле, и всё чаще государи российские начинали стеснять вольную жизнь казаков. У казачества было собственное, основанное на традициях «воинской демократии», представление о справедливом устрой­стве общества - и не раз казаки делали попытки «оказачить» Русь, принимая участие в крестьян­ских восстаниях, выдвигали самозваных «царей» из своей среды... Всякое бывало. И всё же казаки продолжали служить щитом юго-восточным ру­бежам земли Русской. И когда пришла пора про­ститься с вольницей - или уйти в чужие края с земель, которые должны были теперь стать рус­скими, казаки в конце концов выбрали первое. Они приняли присягу и стали особым воинским сословием Российской империи. Произошло это при матушке Екатерине Великой, в XVIII столетии.

Им были выделены их исторические терри­тории, на которых казаки могли жить, пахать землю, пасти скот и ловить рыбу безданно-бес-пошлинно; на этих территориях казачьих войск действовали российские законы - но с поправ­кой на казачьи традиции. Всё это называлось те­перь «привилегиями» казачества. Вместо обыч­ных налогов оно должно было платить престолу «налог кровью» - поголовной воинской службой. И этот налог казачество платило честно, не раз доказывая врагам России остроту своих шашек и бесстрашие сердец. От днепровских и донских берегов казаки дошли до Амура и Уссури, созда­вая повелением государей новые войска и рас­ширяя тем самым пределы России...

И всё же это была уже служба на иных на­чалах. Границы империи стабилизирова­лись. Казачество выполняло свои обязатель­ства - и успевало заниматься хозяйством. Благосостояние становилось главным в жизни -а собственная инициатива уже не требовалась, нужно было только выполнять приказы. И в 1917 году, когда «в куски разлетелася корона», а при­сяга потеряла силу, казаки просто не поняли, что делать. Они сызнова собрали свои круги, выбра­ли на них, как это делалось прежде, войсковых атаманов; попытались возродить прежнюю само­стоятельность. Но выбранные атаманы в основ­ном оказались людьми случайными; это были офицеры, привыкшие только подчиняться, само­стоятельных политиков из них не получилось... Казачество сражалось с большевиками храбро и упорно - именно на землях его одиннадцати во­йск нашли свою базу и поддержку белые. Однако ни найти объединяющей заново Россию про­граммы, ни увидеть политической перспективы им не удалось. Борьба шла вслепую - и заверши­лась поражением. Казачество было обречено на террор, расказачивание и голодомор 1933 года, который пережили немногие.

До 1936 года казаки в СССР были «поражены в правах» - не имели права получить образова­ние, служить в армии и рассчитывать на свобод­ное трудоустройство. Тем не менее выжившие сумели кое-как наладить жизнь и сельское хо­зяйство в колхозах и совхозах. Когда Сталин по ему одному понятным причинам возродил в Красной армии казачьи кавчасти, казаки вновь лихо вскочили на коней и надвинули набекрень папахи - уже с красными кокардами. Их хвати­ло на то, чтобы кроме призванных в 1941-м на фронт сформировать из стариков и подростков 100 дивизий народного ополчения. Эти диви­зии были первыми, кто остановил наступление немцев на Баку, когда царила паника и гнулся Северо-Кавказский фронт. Всё-таки они остава­лись настоящими бойцами. Те, кто выжил, стали из ополченцев гвардейцами. Но ряды дивизий редели, их сводили вместе - и когда прогре­мел победный салют, в строю оставалось только шестнадцать из ста. Подсчитайте потери сами.

Потом казачество снова оказалось ненужным для мирного строительства коммунистического будущего. Оно молча растворялось в общей мас­се советского народа. Но, видно, всё же не хо­тело этого делать и не успело - с перестройкой, едва начались перемены, сразу закипело в стра­не «казачье возрождение». Было это «возрож­дение» таким же сумбурным и «безголовым», как и всё остальное, что происходило в то время в России. Как вы понимаете из всего вышеска­занного, настоящих казаков осталось мало - и из них многие оказались рассеянными по белу свету. Поэтому значительное количество тех, кто принял участие в «возрождении», казаками от роду не были и не являются. Случались сре­ди них и те, кого справедливо называют теперь «клоунами»... И тем не менее казачье движение было наиболее массовым и самым «народным» из всех остальных отечественных инициатив 90-х. Оно сумело выдвинуть из своей среды до­бровольцев, защитивших православие и славян­ство в ходе боевых действий, происходивших в Сербии, в Приднестровье, в Абхазии. Позже, во время кровавых событий в Чечне и Ингушетии, когда армия была деморализована, а народ полностью дезориентирован, казаки сформиро­вали единственный добровольческий батальон, сражавшийся в рядах федеральных войск с ис­ламскими террористами в Грозном и в Шали, в Ведено и Орехово...

Ныне вроде бы «возродившееся» казачество лишено, по сути дела, чёткого юридического ста­туса, не имеет реальной господдержки, не сфор­мулировало ясных и посильных задач, не видит перспективы завтрашнего дня. Оно, в общем, так же стагнирует, как и остальное население Российской Федерации. Те структуры казаче­ства, которые получили формальное признание российских властей, влачат жалкое существова­ние. Казачество держат «в чёрном теле» - но не запрещают, скорее всего, в расчёте на то, что оно может пригодиться в случае выхода из-под кон­троля общей ситуации на Кавказе.

Казаки живут в основном сельским хозяй­ством, небогато и даже бедно - но до сих пор друг друга узнают и отличают (а это - важно). В каждом историческом казачьем войске -Донском, Амурском, Уральском, Кубанском, Терском - и даже в каждой станице есть фами­лии, по которым сразу скажут: это наш казак! Есть и другие отличительные черты. И даже те, кто пришел и еще приходит в ряды казачества «со стороны», не нарушают тем самым древней традиции. Лишь бы прижились и не предали в трудную минуту. Культура нынешнего казаче­ства основательно размыта - но ещё жива. Вера христианская продолжает удерживать этот народ-сословие на краю пропасти. Теплится она в казачестве. И по счастью, никогда не по­тухала - даже в «самые советские» социали­стические годы жизни. (Дед моего друга дет­ства из станицы Вёшенской - ветеран Великой Отечественной войны, принятый на фронте в компартию «по инициативе сверху», как герой-разведчик - на упрёк своего станичника в том, что у него, коммуниста, до сих пор иконы стоят в хате, ответил спокойно: «У меня они иде надо стоят. А у табе в сарае лежат». Вот так!)

Грустно видеть, что современная внутренняя политика России не выдерживает серьёзной критики - и не выдержит грозящих в недалё­ком будущем серьёзных испытаний. Её как будто творят «временщики» - кругом только «потём­кинские деревни» да пыль и нефтегазовый дым в глаза. И тем не менее зная ментальность каза­чества, держа в памяти пример Приднестровской Республики, где в 1991 году в ответ на румыно-молдавскую агрессию в считаные дни возникло новое Черноморское казачье войско, и совсем недавние события в Зеленокумске и других ме­стах, я уверен: случись нужда, казаки будут сра­жаться за Россию. Что спасут её - не обещаю. Помоги нам Бог.

Бажен Петухов

Перейти к содержанию номера