Война – ужасное бедствие. Но она посильна разуму, в ней есть линия фронта, есть враг, есть цель – одержать победу. А как быть, когда рушатся государственные устои? И сотрясают их свои же соотечественники, уповая на лучшее социальное устройство. Первым таким потрясением для России стала Февральская революция. Она внушала действительную надежду на существенные перемены. Необходимы были перемены и в церковной жизни. Для этого Священный синод создал комиссию – по рассмотрению разного рода мероприятий в епархиальной церковной жизни, предпринимаемых в зависимости от обстоятельств последнего времени. Предсе-дателем её назначается член Священного синода архиепископ Арсений. Результатом работы стал конкретный документ: «О привлечении духовенства и паствы к более активному участию в церковном управлении». В нём, в частности, подчёркивается: «Новый государственный строй, открывая возможность более деятельного участия народа в управлении, видит пути к этому, с одной стороны, в применении выборного начала при замещении должностей, а с другой – в объединении отдельных классов общества на почве защиты личных или профессиональных интересов... Имея это в виду, комиссия нашла, что те же начала могут получить своё осуществление и в церковно-общественной жизни...» (25)

Но не суждено было сбыться этим благим намерениям, потому как приближался октябрь 1917 года.

...Четыре столетия назад на Руси было установлено патриаршество. Это доказывало духовный авторитет Русской церкви и силу Московского государства. В 1700 году Пётр I уничтожил патриаршество, заменив его государственным учреждением – Синодом. Свыше двухсот лет длился «синодальный период», и всё это время в народе жила надежда на возвращение Патриарха – «великого народного угодника», «печальника, заступника и водителя Русской Церкви». И вот 15 августа 1917 года в Москве открылся Поместный собор Русской православной церкви. Он наметил трёх кандидатов на патриарший престол: митрополита Московского и Коломенского Тихона, архиепископов Харьковского и Ахтырского Антония и Новгородского и Старорусского – Арсения. 5 ноября в переполненном храме Христа Спасителя старец-затворник Зосимовой пустыни Алексий вынул жребий избранника. Патриархом стал Тихон. Святейший Патриарх вскоре вынес предложение Синоду возвести в сан митрополита бывших кандидатов на Патриарший престол, что и было сделано соответствующим указом № 9914 от 20 ноября 1917 года (26).

11 декабря в 8 часов вечера прихожане Новгорода встречали в Софийском соборе митрополита Арсения. Несмотря на будний день, понедельник, и позднее время, собор был заполнен людьми. После торжественного звона раскрылись Корсунские ворота, и в белом клобуке вошёл владыка. Началось торжественное чествование. В ответной речи митрополит обратился к собравшимся:

– Так усталый путник радуется, когда возвращается в отчий дом, к своим близким, друзьям, своим детям. Для меня отчий дом – сей храм, в коем почивают мои святые предшественники; друзья мои – вы, мои сотрудники на ниве Божьей, чада возлюбленные – моя паства... В невольной разлуке с вами, по случаю своего пребывания в Соборе, я утешался молитвою и мыслию о том, что на Соборе я служу созиданию Церкви. Теперь радуюсь, что поздний час не помешал вам встретить меня. Вам приятно видеть на мне белый клобук, а у меня в ушах громко звучит слово святого Григория Богослова: «…епископов и священников украшают не титулы, а добродетели...»

Радость свидания омрачается мыслию о лукавом времени, нами переживаемом. Тут говорили о нравственном воскресении. Но прежде воскресения были страдания, была Голгофа. На Голгофу зову я вас, мои чада возлюбленные. Отделение Церкви от государства теперь почти уже совершившийся факт. Вы должны приготовиться к поруганию ваших верований и ваших святынь...» (27)

Он уезжал из Новгорода, когда в стране правило Временное правительство, он вернулся домой уже после октябрьских событий. Правда, политические вихри не очень-то захватили древний город: революцией здесь занимались в основном солдаты запасных пехотных полков, бывшие питерские рабочие. Губернский съезд Советов, признавший новую власть, состоялся всего лишь неделю назад, 5 декабря. И тем не менее, вернувшись в Новгород, он переступил тот роковой рубеж, за которым началось противостояние духовной личности и новой власти.

23 января 1918 года появился Декрет об отделении Церкви от государства. Очень немногие проявили любопытство прочитать его полностью. Он весьма невелик – всего 12 пунктов. Но если внимательно вникнуть в их содержание, то не надо большого ума, чтобы узреть, что вместо свободы религиозного верования декрет предоставляет властям свободу преследования Церкви, так как лишает её права юридического лица, права иметь свой капитал и распоряжаться им, право иметь своё имущество: «Все имущества существующих в России церковных и религиозных обществ являются народным достоянием» (28). Свобода на все четыре стороны.

Понимая трагизм положения, Священный собор 25 января 1918 года принял постановление по поводу декрета Совнаркома об отделении Церкви от государства, в котором подчёркивалось, что этим декретом «узаконяется открытое гонение как против Церкви Православной, так и против всех религиозных обществ» (29).

Декрет стал осуществляться на деле. Президиум Новгородского губисполкома 3 июня 1918 года издал постановление о передаче в ведение отдела народного образования зданий Арсеньевского епархиального дома, Новгородской духовной семинарии и духовного училища. Одним росчерком пера лишили своего дома и крыши над головой, стоявшей веками. Тотчас же собралось чрезвычайное соединённое собрание православных приходских советов Новгорода и правления союза во имя святой Софии. Собрание выразило несогласие с решением президиума и обосновало юридически его неправомочность (31).

Решение собрания не возымело никакого воздействия, и вот уже Епархиальный дом становится Домом искусств, а по коридорам духовной семинарии затопали красноармейские башмаки.

Стали поступать сообщения о расстрелах священников по распоряжению Советской власти. Только в 1918 году погибли без суда и следствия епископ Кирилловский Варсанофий, священники – Бельской церкви Устюженского уезда Павел Кушников, крестецкого Екатерининского собора Иоанн Лавров, Аполецкой церкви Демянского уезда Пётр Каратыгин, Левочской церкви Боровичского уезда Антоний Озеров, игуменья Ферапонтова женского монастыря Серафимия и священник этой же обители Иоанн Иванов.

Тяжело получать митрополиту такие сообщения, ещё горестнее сознавать своё бессилие, ощущать себя человеком вне закона. На какие-либо его протесты ответ был однозначен: революционная необходимость, распоряжение местной власти. Редактор «Епархиальных ведомостей» В.Н. Фиников, сжав зубы, регистрировал все случаи чинимых зверств.

Высшие церковные власти пытались как-то смягчить удары Советов по церковной организации и попытались внести некоторые изменения в местное управление епархиями. Взамен духовных консисторий и советов рекомендовалось избрать новые епархиальные управления с учётом изменившегося положения Церкви в новых условиях её жизни. Было разработано определение о епархии, её устройстве и учреждениях. Основанием Епархиального управления и суда служили:

Священное Писание,

Догматы православной веры,

Каноны св. апостолов, св. соборов.

Действующие церковные законы и законы государственные, не противоречащие основам церковного строя.

А круг всё сужается и сужается. Не хватает средств содержать настоятеля Хутынского монастыря, и епархиальное собрание просит митрополита принять настоятельство. (По совместительству, как сказали бы сейчас.) Не остаётся средств на содержание канцелярии, епархиального совета: власти запретили проводить любые сборы в церкви, которые всю жизнь были традицией и основывались на добровольном желании прихожан.

Церковно-ликвидационный подотдел наложил арест на всю переписку митрополита. Вручали почту после её досмотра. От канцелярии требовалось подавать отчёты о полученных суммах по почтовым переводам и их употреблению (36).

Двадцатый год начался с ареста. И хотя выпустили на поруки, следовало готовиться к худшему. В мае арестовали пять городских священников. Всех обвинили в агитации против Советской власти во время исповеди. Кто-то чуждый Церкви сделал донос в Губчека, потому что прихожане не пошли бы с ложным доносом. После массовых ходатайств сотен новгородцев священников освободили, на поруки (37).

Дошла очередь до епархиального совета: 1 июня в помещении произвели обыск. Представитель власти т. Ипполитов произвёл ревизию, изъятие документов и книг, арестовали все товары, а 15 сентября помещение совета было опечатано: по распоряжению отдела управления о закрытии епархиального совета (38).

Всё имущество было переписано, а потом начался делёж награбленного под видом конфискации. Сохранилась эта опись на 122 наименования: шкафы, столы, стулья, часы, канцелярские товары. Пишущую машинку «Ремингтон» тут же зацапал губсовет, трибуналу стрелковой бригады понадобились шкаф и 6 венских стульев, отделу юстиции – 4000 конвертов, отделу труда – 2 шкафа, круглые часы, канцелярский стол и 6 венских кресел. Основную часть имущества присвоил президиум губисполкома.

Смутное время порождает сомнения в душе даже у пастырей, не говоря уже о смиренной пастве. Вот и благочинный 7-го округа протоиерей Пётр Попов на собрании духовенства и мирян высказывает твёрдое пожелание – чаще слышать руководственный голос своего архипастыря. Пожелание звучит укоризненно и в то же время отражает растерянность.

– Что это за руководственные указания, которыми о. благочинный желает прикрыться? Руководственные указания предполагают установившееся течение жизни, а не колебательное и при том разнообразное при различных местных условиях, с которыми и нужно сообразовываться. А что касается общих принципов пастырской деятельности, то неужели нужно упоминать о них? Вся беда в том, что мы иногда, может, слишком много говорим, а делами не оправдываем слов. Стыдно думать, что заключение архипастыря и пастырей в тюрьмы является ответом о. благочинному и собранию на его «твёрдое пожелание», – таков был ответ митрополита (40).

Прихожане поддерживали своего архипастыря постоянным вниманием, желанием видеть его во время службы. В церковно-ликвидационный подотдел и в Губчека идут десятки коллективных ходатайств о разрешении митрополиту Арсению выезжать на служение в церквях губернии. Власти чувствовали народное неудовольствие политикой в отношении к Церкви, поэтому не решались нагнетать обстановку. И подотдел регулярно выдаёт удостоверения архипастырю на посещение городов и сёл губернии. С июля по октябрь владыка неоднократно выезжал на несколько дней в Грузино, Борисово, Косино, Бологое, Старую Руссу, регулярно вёл службу в Софийском соборе.

В пастырском служении, в заботах о сохранении выдержки и порядка внутри самой Церкви прошёл 1920 год. И вот наступил час трибунала. Несомненно, Владыка Арсений понимал, что судят его не за злостную контрреволюцию (хотя были попытки обвинить его в связях с Белым движением), а за духовное сопротивление, за то, что не торопится признать новую власть, не спешит к ней в услужение. Но как же можно признать её, если она первым делом, через два месяца после переворота, поспешила так жестоко обрушиться на Церковь, а значит – на все нравственные устои человека, государства. Люди теряют понятие греха, совести, стыда, зло становится ненаказуемым морально. Отсюда грабежи, насилие, расстрелы без суда и следствия.

Свидетелей по делу оказалось всего 15 человек – немного для такого, с шумом подаваемого процесса. В приговоре главным обвинением в адрес митрополита прозвучало: «Заведомо зная, что со времени издания декрета Совнаркома от 23 января 1918 года все церковные организации лишены прав юридического лица и права владения капиталами, утверждал журналы Епархиального совета, рассылал от своего и совета имени указания касательно бракоразводного процесса, судопроизводства церковников...» (41)

Основные страсти разгорелись именно по бракоразводному вопросу и погребению. Дело в том, что декретом заключение браков, их расторжение, а также вопросы похорон передавались гражданским властям. В Постановлении же Патриарха и Синода на этот счёт записано следующее:

«Церковный брак может предваряться или сопровождаться, по желанию брачующихся, записью в гражданских книгах (что ныне называется гражданским браком). Эта запись не препятствует церковному браковенчанию, если нет к нему канонических препятствий (42).

Какую же контрреволюцию можно усмотреть в этих положениях? Здравому уму непостижимо. Но революционные следователи стали «городить забор». То же самое и с «разрешением погребения». Церковь вмешивается в гражданские дела! А суть в том, что Церковь не разрешает хоронить на православном кладбище иноверцев и самоубийц, к тому же существует особое таинство – отпевание. И лишь в особых случаях, по разрешению местного епископа из данного правила допускаются исключения.

Вот в таких вопросах, а также в продолжающихся церковных сборах и была усмотрена злостная контрреволюция.

Что касается гражданских подсудимых и прежде всего преподавателя семинарии В.Н. Финикова, то его вина заключалась в частном издании «Новгородских Епархиальных ведомостей», редактором которых он был в течение многих лет. Обвинялся в публикации материалов, враждебных Советской власти. Действительно, «Епархиальные ведомости» даже в напряжённые революционные годы не прекращали своего выхода, начавшегося в 50-е годы прошлого века.

Трибунал всех признал виновными и подверг наказанию. Но учитывая амнистию ВЦИКа от 6 ноября 1920 года, наказание было определено условным: митрополит Арсений, протоиереи Соколов и Яковцевский, Фиников и Скородумов – к 5 годам условного лишения свободы. Остальные – к трём. Митрополиту было предписано выехать на постоянное жительство в Архангельск. Как вспоминали современники, после оглашения приговора одна часть присутствующих зааплодировала, другая выстроилась в очередь к митрополиту для благословения.

В кассационной жалобе, направленной в Наркомат юстиции, ар-пастырь протестует против двойного наказания: условное лишение свободы и ссылка на жительство в Архангельск. Кассационный трибунал ВЦИК рассмотрел решение Новгородского ревтрибунала. Приговор об условном лишении свободы на 5 лет был оставлен в силе, но высылка в Архангельск отменена.

Заканчивая рассказ об этом процессе, позволю себе привести одну истину из Евангелия. К ученику своему Петру обращается Иисус: «истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня» (Мф., 26:34). Ещё не утихли страсти после заседания ревтрибунала, ещё митрополит занят отправкой кассационной жалобы, так как копию приговора ему вручили только 15 февраля, а в губком партии уже поступило письмо духовной особы (не стану приводить его имени, дабы не потревожить душу покойного, да и не в имени дело, а в сути).

Суть же в том, что податель жалуется на редактора газеты «Звезда», который не посчитал нужным опубликовать его предыдущее письмо по поводу дела митрополита Арсения. Далее излагается своё мнение по закончившемуся процессу. Автор в таких неладах с русской стилистикой, что трудно цитировать это послание. Приведу некоторые отрывки, кое-как передающие мысль: «...посмотрите на них, как у их своё дело делается, заводят какие-то подписи собирать... Вы знакомы или нет с этой тайной, то вот я знакомлю вас, тов. граждане. А я думаю, как бы скорей отправить, то и разговоров было меньше. Прошу, примите более соответствующие меры к этому делу, отправьте эту чёрную ворону, чтобы она не каркала, у то уже надоела не только нам, духовенству, а и вам поди, тоже... Не только попы плачут, а от него и власть ещё не избавилась...»(43)

Да-а-а, видно крепко доставалось в своё время этой духовной особе от митрополита, коль она поспешила свести с ним счёты при первом же удобном случае. И я даже могу догадываться о причине такой нелюбви к своему архипастырю. Беспомощный стиль доноса свидетельствует о малограмотности писавшего. А где малограмотность, там и малоучёность. Митрополит же Арсений очень не жаловал таких пастырей, которые не соответствовали своему назначению, не стремились к знаниям, к духовной возвышенности. Тешусь надеждой, что владыке не довелось видеть этот донос. Впрочем, с его-то умом не предвидеть предательства учеников?

Прошло некоторое время, улеглись толки вокруг процесса, а судьба уже готовила митрополиту новое испытание.

Долгая история государства Российского со всеми политическими и стихийными перипетиями научила и мужика, и государство быть запасливыми – иметь и зерно, и капитал на случай непредвиденной нужды. За три года военного коммунизма этот запас истощился: большую часть конфисковали продотряды. Крестьяне едва сводили концы с концами. Новые урожаи родились скудными, и этому были свои причины: отток крестьянства в армию, уничтожение землевладения, сокращение посевных площадей из-за непомерных налогов и насильственного захвата хлеба.

Летом 1921 года в Поволжье случилась засуха. Начался такой голод, подобного которому не находилось и в летописях. С Поволжья голод перекинулся в Сибирь, Крым, на Украину...

По официальным данным, к началу 1922 года в стране насчитывалось свыше 23 миллионов голодающих. Миллионы погибли. Молодая Советская власть в это время была занята укреплением Красной Армии, пропагандой мирового коммунизма, покупкой дворцов для своих полпредов в странах Европы, борьбой с контрреволюцией и религией. Борьбу с голодом было предложено вести общественным организациям. Был создан беспартийный Всероссийский комитет помощи голодающим. На выручку голодающим пришли крестьяне и сельские кооперативы благополучных губерний, профсоюзы рабочих, солдаты Красной Армии, иностранные державы. Впоследствии ВЦИК признал комитет излишним и арестовал его.

Одним из первых просителей за свой народ стал Патриарх Тихон. В августе 1921 года он основал Всероссийский церковный комитет помощи голодающим, который также был признан ВЦИКом нежелательным и упразднён.

К этому времени у митрополита Арсения уже не было никакой официальной связи с церковным центром. Но владыка, как и все новгородцы, знал о страшном бедствии в Поволжье. В губернии стали создаваться комитеты помощи, начался сбор средств. По многим детским домам и семьям были распределены тысячи детей, доставленных из района голода. Попытался и митрополит устроить в своей епархии особый комитет помощи голодающим, о чём написал воззвание к верующим, но это обращение не было разрешено к печати. Тогда владыка стал постоянно обращаться к своей пастве во время службы: он призывал к милосердию, к оказанию посильной помощи.

В мартовском номере «Звезды» (1922) появилось Воззвание к новгородской пастве за подписью митрополита Арсения: «Ныне по лежащему на мне долгу архипастыря всей Новгородской церкви обращаюсь к тебе, Богом дарованная паства, с мольбою об этой помощи во имя Христа, именем которого мы имеем счастье называться... Пожертвования могут быть деньгами, вещами и продовольствием. Кроме того, в последнее время, ввиду всё более усиливающегося голода, Святейший Патриарх благословил духовенству и приходским советам, с согласия общин верующих, на попечении которых находится храмовое имущество, приносить в жертву голодающим и драгоценные церковные украшения, не имеющие богослужебного употребления.

Изъятие же из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, имеющих богослужебное употребление, является по церковным канонам святотатственным актом, за участие в котором мирянин подвергается отлучению от церкви, а священнослужитель – низвержению из сана».

Рядом с воззванием был опубликован отклик П. Пожарского из Губполитпросвета: «Давно пора!», в котором язвительно замечено: «Нам остаётся только пожелать, чтобы митрополит в самом непродолжительном времени точнее и конкретнее определил – какие именно предметы он подразумевает под словом «имеющие или не имеющие богослужебного употребления».

Владыка ответил губернскому чиновнику конкретным вкладом – в апреле он сдал в губернский комитет помощи голодающим личные драгоценности: золотой крест с двумя бриллиантами, золотой наперсный крест без иконок, золотую панагию с золотой цепью (в панагии имелось 73 жемчужины, 2 хризолита, 2 сапфира, 2 рубина, 1 изумруд, 4 мелких жемчужины). Всё это было наградами за его труд архипастыря (45). Примеру владыки последовали многие новгородские священники.

Однако добровольная сдача ценностей была невыгодна властям – она поднимала авторитет Церкви. Тогда 19 марта 1922 года Ленин распространяет среди членов Политбюро ЦК РКП(б) секретную инструкцию, которая предписывала провести «с максимальной быстротой и беспощадностью подавление реакционного духовенства, потому что голод представляет из себя не только благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий». Под неприятелем имелась в виду Русская православная церковь.

На основе инструкции появился декрет об изъятии церковных ценностей. Начался невиданный в истории человечества беспредельный грабёж национальных богатств. Первыми пострадали монастыри. Только с подворья Юрьева было вывезено ценного имущества на сумму, превышающую 700 тысяч рублей золотом. Сохранился текст когда-то зашифрованной телеграммы Троцкого в губисполком: «Сколько вагонов для перевозки ценностей Юрьева монастыря?» Всего только из этой обители было отобрано ценностей на два с лишним миллиона рублей золотом (47).

Предвидя огромное недовольство верующих ограблением их святынь, возможные столкновения, владыка снова обращается к пастве с воззванием, опубликованным в «Звезде» в субботу, 22 апреля 1922 года:

«Об одном молю вас, дорогие мои чада моей паствы. Относитесь по-христиански, с покорностью воле Божьей, если придётся расстаться с любимым нами благолепием наших храмов во имя той вопиющей нужды, в которой находятся наши братья. Если у нас есть что пожертвовать взамен церковных вещей, не упустим этой возможности. Если же нечем жертвовать, то и без золота и серебра храмы наши останутся храмами и св. иконы св. иконами. Бог и на страшном суде спросит нас не о том, украшали ли мы золотом и серебром храмы и иконы, а о том, накормили ли мы голодного, напоили ли жаждущего, одели ли нагого?»

Конечно же, нашёлся и автор, пожелавший остаться неизвестным, который саркастически прокомментировал воззвание владыки под заголовком «Лучше поздно, чем никогда». И всё же по губернии прокатилась волна народного недовольства ограблением церквей. В Старой Руссе вообще случилась трагедия. Прослышав о предстоящем изъятии церковных ценностей, прихожане старорусских соборов организовали добровольную охрану своих святынь. В один из дней в Воскресенском соборе появились три мужика-старообрядца: захотелось им вдруг посмотреть на православные ценности, из-за которых столько вокруг волнений. Стали они разглядывать иконы, и в это время несколько дежурных прихожан приняли их за членов комиссии. Без выяснения, кто и что, они накинулись на пришедших, избили, растерзали. Один из пострадавших вскоре скончался. Начало этому побоищу положила девица Евдокия Архипова, она же нанесла и смертельные удары.

Но на скамью подсудимых в первую очередь сели старорусские священники, обвинённые в фанатизме и воздействии на прихожан. Отец Владимир Пылаев, 33 лет, с высшим богословским образованием, археолог, и о. В. Орлов, 37 лет, были приговорены к расстрелу. А девица Архипова получила только пять лет лишения свободы – её, мол, священники заразили своим фанатизмом. Суд призвал власть отдать под суд Патриарха Тихона и митрополита Арсения (48).

Несколько по-другому выразили свой протест на изъятие церковных ценностей жители Новгорода. Они провели 24 марта собрание во Входо-Иерусалимском храме, на котором высказались против постановления правительства, с которым собравшихся познакомил представитель губисполкома Терешков. Учительница Иванова подчеркнула, что церковные ценности – это «вклад наших умерших предков. Этот вклад живущие христиане обязаны оберегать

и передать их в полной сохранности своему поколению».

И снова заседание ревтрибунала. Снова на нём появляется митрополит Арсений. На сей раз он вызван в качестве свидетеля. Что хотелось услышать судьям от владыки? О связях с Патриархом? О согласованных действиях по оказанию сопротивления изъятию ценностей? Нет никаких связей с Патриархом, все воззвания написаны по собственному влечению души. Как митрополит, он слышал о существовании декрета об изъятии ценностей, но самого декрета не получал и не читал. Конечно, его потрясли старорусские события, именно поэтому он в своём воззвании призывал к спокойствию, не отвечать злом на насилие. Что касается агитационного собрания, организаторы которого попали на скамью подсудимых, то он слышал о нём вскользь и не знал, по какому руслу оно пойдёт. Он не мог благословить это собрание, потому как понимал его безуспешность и гибельность в нынешней ситуации. Так оно и случилось: четыре организатора были приговорены к расстрелу (50). На этом процессе заканчивается новгородский период церковной службы владыки Арсения.

* * *

После июльского ареста в 1922 году митрополит Арсений уже не вернётся в Новгород. Сначала он находился в Бутырке под арестом по делу патриарха Тихона, а в 1925 году был сослан в Ашхабад, затем в Ташкент. Находясь в ссылке, он оставался членом Священного синода, но связь с ним поддерживал только письменно. До 1933 года владыка значился правящим архиереем Новгородской епархии – до того времени, когда сменил скончавшегося местного митрополита Никодима на Ташкентско-Азиатской кафедре. Он покинул сей мир 10 февраля 1936 года и был похоронен на православном кладбище Ташкента возле церкви во имя Святого Александра Невского. Думаю, проживи он ещё год, и молох репрессий растоптал бы этого удивительного человека.

Одна печаль в моём сердце – как далеко, как далеко покоится его прах от полюбившейся ему Новгородской земли. Как далеко… Да исправится молитва моя!

Ирина САВИНОВА,

член Союза журналистов России,

кавалер ордена Святой равноапостольной

Великой княгини Ольги

Перейти к содержанию номера