Воскресение Христово есть величайшее чудо, то есть событие, совершившееся вопреки известным человечеству естественным законам. Событие это явилось основанием проповеди и мученичества апостолов, которые до встречи с Воскресшим не верили, что Учитель восстанет из мёртвых в буквальном смысле, хотя и были свидетелями воскрешения сына вдовы (Лк., 7:12–16), дочери Иаира (Лк., 8:49–55) и, наконец, Лазаря четверодневного (Ин., 11:1–46). О неверии как апостолов, так и других близких к Спасителю людей говорит прежде всего тот факт, что Тело, снятое с креста, было овито «пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают Иудеи» (Ин., 19:40). Благовония – «состав из смирны и алоя» (Ин., 19:39) – предназначались для предотвращения разложения тела, то есть те, кто взял на себя труд погребения, ни в малейшей степени не сомневались, что Тело рано или поздно подвергнется тлену. О том же свидетельствует и разговор учеников с неузнанным ими Спасителем по дороге в Эммаус, когда прозвучали полные разочарования слова: «…А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля» (Лк., 24:21), подразумевавшие, что уж если Он распят и положен в гроб, то надеждам этим сбыться не суждено.

Но с какого-то момента ученики отправляются на проповедь и принимают один за другим мученическую смерть. Совершенно очевидно, что если в человеке происходит переворот от полного недоверия некоей идее до готовности принять за неё муки и смерть, то должно было произойти нечто, бесповоротно убедившее его в правоте этой идеи. В случае с апостолами, свидетельствовавшими, что «если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша» (1 Кор., 15:14), факт Воскресения мог быть подтверждён исключительно встречей с Самим Воскресшим, созерцанием Его воочию.

То, что апостолы не верили в возможность чудесного Воскресения или не до конца понимали, о чём идёт речь, когда Учитель говорил им о грядущей Своей смерти и непреложном за ней Воскресении (Лк., 9:22), опровергает гипотезу «видений», в соответствии с которой апостолы пережили нечто вроде массового психоза. Находясь под впечатлением как самого учения Христова, так и трагедии ареста и казни, а равно и под влиянием горячего желания увидеть вновь Учителя, они якобы все вместе увидели то, что хотели увидеть. А именно: воскресшего из мёртвых Учителя. Но едва ли кто сможет засвидетельствовать видение такой силы, масштаба и продолжительности. И если допустить, что апостолам «померещился» Учитель, то следует признать, что видение это не оставляло их всех, а заодно и близких им людей всю оставшуюся жизнь. К тому же придётся допустить, что они сумели убедить в истинности своих видений огромное число людей, которые также с готовностью стали отдавать свои жизни, только уже за чужие видения. Сама гипотеза «видений», отрицающая вмешательство Божественного Промысла, утверждает, не желая, возможно, того, участие в распространении христианства некой сверхъестественной, колдовской силы – никак иначе объяснить влияние видений дюжины человек на ход мировой истории невозможно. Да и – то, что называется, «аналогов в мире нет».

Однако если видения всё же имели место, куда в таком случае исчезло Тело Христа из гробницы? Если ученики находились под влиянием галлюцинаций, отправляясь на проповедь и предавая себя за имя Учителя мукам и смерти, наличие Тела в гробнице рано или поздно разубедило бы их в достоверности встречи с Воскресшим. Значит, Тела действительно не оказалось на том месте, куда Его положили. Куда же Оно могло в таком случае исчезнуть? Если Тело для какой-то неведомой цели выкрали враги Христа и последователей Его – а врагами могли быть только фарисеи, саддукеи и книжники, – они непременно заявили бы о Теле или даже предъявили бы Его в то самое время, когда апостолы начали свою проповедь. Тело было бы единственно нужным и неопровержимым аргументом против нового учения. Но ничего этого не произошло. Апостолы, уверенные в истинности своих «видений», разошлись по дорогам Иудеи и Галилеи, неся Слово. Фарисеи и Ко в бессильной злобе скрежетали зубами и не уставали твердить, что ученики-де сами выкрали Тело своего Учителя, при этом упорно не желая замечать тот факт, что ради «выкраденного Тела» множество людей готово было расставаться с жизнями. В то время как именно этот факт является чуть ли не самым серьёзным подтверждением того, что на глазах у апостолов действительно произошло нечто из ряда вон выходящее. И этим нечто, в контексте событий, могло быть только Воскресение Христово.

Так же нелепа гипотеза о несостоявшейся на кресте смерти, в соответствии с которой Спаситель мало-помалу пришёл в себя и продолжил служение. Распространителям подобного рода лжегипотез хочется пожелать повисеть на кресте с пробитыми ступнями и запястьями, а уж потом, если это окажется всё ещё актуальным, описать свои ощущения.

Смерть на кресте наступала вследствие удушья. Учитывая огромную потерю крови и обезвоживание организма после бичевания плетью с металлическими шипами, последующее за тем шествие под солнцем на протяжении 0,5 км с поперечиной для креста – весом около 40 кг – на плечах, а также удар копья в сердце, – «прихождение» в себя представляется куда более невероятным, чем Воскресение. Профессор Колумбийского университета Фредерик Зугибе проводил эксперимент, закрепив нескольких добровольцев на крестах. Добровольцы, отнюдь не истекавшие кровью, выдерживали от 5 от 45 минут, после чего просили снять их, жалуясь на сильные боли и судороги в конечностях, а также на спазмы в области грудной клетки.

Распятие произошло в пятницу, тогда же состоялось и погребение. В воскресенье Учителя видели живым и перемещающимся на собственных ногах, что, если бы не чудесное Воскресение, никак не могло быть возможным, имея в виду, что ноги были пробиты. При этом раны были настолько велики, что позволяли вложить в них персты (Ин., 20:25–27).

Что уж говорить о том, что допущение подобного рода обмана со стороны Спасителя есть не просто величайшая хула, но и ниспровержение всего христианского учения вообще, что, как мы понимаем, может быть выгодным и нужным только одной категории людей – фарисеям, саддукеям и книжникам. Выгодным – потому что позволяет им сохранить власть, нужным – потому что оправдывает беззаконие, совершённое 2000 лет назад и отвергаемое по сей день. Блюстители Моисеева закона и радетели о нём, аккуратные, зоркие и беспощадные, они сами бесцеремонно и многажды попрали свой закон.

В чём же заключается их беззаконие – не с точки зрения нашей любви к Спасителю, но с точки зрения буквы закона, с точки зрения иудейского права? В связи с этим необходимо вспомнить о последних часах жизни Спасителя, сосредоточив внимание на нескольких малоизвестных, но – как и всё, связанное с Его святым именем, – интересных и полезных для понимания произошедшего тогда фактов.

Евангельский рассказ о суде над Спасителем достаточно краток и передаёт самую суть тех страшных событий. Кое-кто считает, что любые исследования, раскопки и разного рода экспертизы принижают учение о попрании смерти смертью. Что духовное нельзя и не стоит подтверждать материальным. Но мы знаем, что Господь может и хочет возвысить человека до Себя. Сделать же обратное человек не в состоянии ни при каких обстоятельствах. Кроме того, оставить изыскания значило бы для христианина сложить оружие и позволить неутомимым иудеям убедить весь мир, что ученики Его, придя ночью, украли Его и сказали народу: «воскрес из мёртвых» (Мф., 27:64). А это, несомненно, было бы отречением, поскольку христианину заповедано идти и свидетельствовать.

Законным ли, с формальной точки зрения, было осуждение Спасителя на казнь синедрионом? На этот вопрос давали ответ многие зарубежные и отечественные исследователи. Высказывались самые разнообразные точки зрения. Но большинство исследователей сходится на том, что содеянное синедрионом незаконно, поскольку нарушает одновременно несколько положений древнееврейского судопроизводства. Поправ закон Моисея, синедрион во главе с Каиафой поставил и себя вне закона.

«…лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» (Ин., 11:50) – решение осудить на смерть опасного Галилеянина первосвященник Каиафа озвучил в тот день, когда Иисус воскресил Лазаря, то есть за неделю до утверждения Пилатом смертного приговора. Вынести еврею смертный приговор могла только высшая судебная инстанция – великий синедрион. Но его непосредственному суду подвергались лишь его члены. Все остальные дела выносились на суд местного синедриона. Местный синедрион производил допрос виновного, а уж после решал, отправлять или нет дело в высшую судебную инстанцию.

Существует предположение, что тесть первосвященника Каиафы Анна возглавлял местный синедрион. Вот почему арестованного Спасителя привели первым делом в его дом. Иосиф Флавий отмечает, что Анна, бывший первосвященником при прокураторе Квиринии, имел пятерых сыновей, каждый из которых в своё время также становился первосвященником. Кроме того, как известно из Евангелия, муж дочери Анны – Иосиф, прозванный Каиафой, – был первосвященником, осудившим на смерть Спасителя.

Судебный процесс у евреев начинался с жалобы свидетелей. Свидетели выступали и в качестве обвинителей, и в качестве полиции, доставлявшей виновного в суд. Не основываясь ни на чьей жалобе, синедрион не мог возбудить дело над кем бы то ни было. Неспроста Спаситель на вопрос Анны «об учениках и учении Его» (Ин., 18:19) отвечал: «Что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что Я говорил им; вот, они знают, что Я говорил» (Ин., 18:21), указывая на незаконность допроса – ведь никто из свидетелей не выступил с обвинением. Вслед за тем один из слуг Анны, желая, очевидно, угодить своему господину, ударяет Спасителя по щеке, в то время как из Деяний (Деян., 23:3) мы знаем, что закон запрещал бить подсудимого. И Спаситель вновь с достоинством и кротостью указывает на незаконность творимого над Ним: «Если я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьёшь Меня?» (Ин., 18:23).

Профессор Николай Маккавейский говорит, что «поседевший в суде» Анна, понимая всю незаконность ареста и допроса, отправляет Узника к Каиафе, перекладывая тем самым на зятя всю ответственность за совершаемое беззаконие.

Между тем в доме у Каиафы успел собраться весь синедрион. Любопытно, что время заседаний малого или местного синедриона ограничивалось рассветом и третьим часом пополудни. Великий синедрион мог собираться во все дни, кроме суббот и праздников, в часы между утренним и вечерним жертвоприношениями. Утренняя жертва совершалась с появлением зари, а спустя час сжигалась; вечерняя жертва приносилась с наступлением сумерек. Другими словами, великий синедрион мог собираться в светлое время суток. Кроме того, рассмотрение сложных дел, могущих повлечь вынесение смертного приговора преступнику, не назначалось на пятницу или канун праздника, поскольку оглашение судебного решения в таких случаях производилось на следующий день после вынесения приговора. Но ни в субботу, ни в праздник делать этого было нельзя, поэтому сложные дела не рассматривались по пятницам и предпраздничным дням.

Талмуд полон сокрушений о смертных приговорах и поспешных судебных решениях. Древнееврейский суд чётко придерживался принципа презумпции невиновности, рассматривая сначала обстоятельства, могущие оправдать подсудимого, и лишь потом приступая к разбору обвинений.

Свидетельствовать в суде могли только лица, бывшие в обществе на хорошем счету. Ни ростовщики, ни любители азартных игр, ни торговцы, о которых было известно, что они обвешивают покупателей, ни равно родственники судей и обвиняемого не могли выступать в суде свидетелями. Показания свидетелей должны были отличаться точностью и совпадать в деталях. В неканонической тринадцатой главе Книги пророка Даниила описывается, как обличены были два старца, ложно свидетельствовавшие против Сусанны (Дан., 13:51–62). Допросив по одному, суд поймал их на разногласиях.

Оправдательный приговор мог быть вынесен в самый последний момент, для чего один из судей оставался с белым платком в руках на пороге судилища, другой верхом сопровождал осуждённого к месту казни. И если до того, как совершилась казнь, кто-нибудь являлся в суд с доказательствами невиновности осуждённого, с порога судилища делался знак белым платком, казнь останавливалась, дело отправлялось на пересмотр.

Обо всё этом читаем в Талмуде.

Мы уже отметили, что Спаситель был схвачен не обвинителями и не свидетелями преступления, никаких жалоб на Него не поступало, в связи с чем Он не мог быть арестован и уж тем более бит. Но, кроме того, в Евангелии читаем: «Пётр опять отрёкся; и тотчас запел петух» (Ин., 18:27). В то самое время, когда апостол, уверявший Учителя, что «с Тобою я готов и в темницу и на смерть идти» (Лк., 22:33), в третий раз от Него отрёкся, суд был в самом разгаре. Ночь у римлян и евреев делилась на временные отрезки – стражи. Та стража, когда начинали петь петухи, обозначалась термином gallicinium и наступала в четвёртом часу утра, то есть явно до восхода солнца. Но заседание верховного синедриона, по еврейскому закону, не могло совершаться в тёмное время суток. Значит, и сборище, и вынесенный им приговор были незаконны.

Евангелист говорит: «…многие лжесвидетельствовали на Него, но свидетельства сии не были достаточны» (Мк., 14:56). Недостаточными свидетельства оказывались потому, что по закону для подтверждения вины необходимо было двое или трое свидетелей (Числ., 35:30; Втор., 19:15). При этом их свидетельства должны были быть полностью идентичными, не расходящимися в деталях. Но не нашлось и двух свидетелей, по обвинению которых Подсудимому мог быть вынесен смертный приговор. И тогда первосвященник прибегает к заклятию, то есть под угрозой проклятия требует Подсудимого ответить на вопрос: «…Ты ли Христос, Сын Божий?» Подобный подход практиковался в древнееврейском судопроизводстве, но исключительно по отношению к запиравшимся свидетелям (Лев., 5:1). «Ты сказал…», – отвечает Спаситель, Который ничего другого ответить и не мог – для того и пришёл в мир. Да и никакая самая мизерная ложь не могла исходить от Него по самой Его природе. Но этого и нужно было первосвященнику. Ответ немедленно расценивается как богохульство. А хула, или оскорбление Божественного величия, считалась у древних евреев одним из серьёзнейших преступлений, за совершение которого наказывали смертью.

Однако Талмуд ясно указывает на то, что свидетельства обвиняемого против самого себя не могли быть основанием для вынесения ему приговора. Преступление могло быть доказано только при наличии двух или трёх свидетелей.

И снова первосвященники нарушили закон, вынудив Обвиняемого свидетельствовать против Себя и приняв Его свидетельство за основание для вынесения приговора.

Итак, собравшись ночью, накануне субботы, совершив арест без жалобы, а суд без свидетелей, синедрион вынес смертный приговор, для утверждения которого собрался вновь не через сутки, а всего лишь через несколько часов. Тогда же был вынесен окончательный приговор, утверждённый Пилатом, тогда же совершилась казнь. Всё было сделано накануне субботы в спешке, с вопиющими нарушениями. Свершился не суд, свершилось беззаконие.

Стражники, которых поставили иудеи охранять Тело Его, быв свидетелями Воскресения и «вошедши в город, объявили первосвященникам о всём бывшем» (Мф., 28:11), и синедрион, не погнушавшись и лжесвидетельством, подкупил стражников сказать, «что ученики Его, пришедши ночью, украли Его» (Мф., 28:13). «И пронеслось слово сие между Иудеями до сего дня» (Мф., 28:15). Читая Талмудические писания о Христе и христианах, сталкиваешься с такой поистине яростной злобой, с такой ненавистью и грязной хулой против Того, Кто был бесчестно и противу всяких правил и законов осуждён на позорную и мучительную смерть ревнителями и поборниками правил и законов, что поневоле только «плюнешь да перекрестишься». А после подумаешь: «Что нам до того?.. Ведь мы знаем: ХРИСТОС ВОСКРЕС!»

Литература:

1. Библия.

2. Талмуд.

3. Н. Маккавейский. Археология истории страданий Господа Иисуса Христа. – Киев: Пролог, 2006.

4. Иосиф Флавий. Иудейские древности. – М.: Издательство АСТ, 2007.

5. Свящ. Вячеслав Синельников. Туринская плащаница на заре новой эры. – М.: Сретенский монастырь, 2000.

Светлана ЗАМЛЕЛОВА

Перейти к содержанию номера