Борис Мессерер: Памятник Марине Цветаевой в Тарусе. www.showbell.ru

 

Бы­ва­ют со­стоя­ния, ко­гда прон­зи­тель­но ощу­ща­ет­ся за­ис­то­ри­че­ское, пре­дыс­то­ри­че­ское. В эти мгно­ве­ния (был час) ду­шев­ный взор прон­за­ет тол­щу ис­то­рии и на­чи­на­ют све­тить­ся пер­во­об­ра­зы. По­это­му пер­во­быт­ные пись­ме­на (древ­ние бы­ли) и вы­зы­ва­ют со­дро­га­ние, что ве­ща­ют не толь­ко о том, что бы­ло в древ­но­сти, а о том, что есть все­гда, что бы­ло до то­го, как всё ста­ло быть. Это со­стоя­ния, ко­гда в ис­то­ри­че­ское чу­дес­ным об­ра­зом (час чу­до­тво­рен) из­ли­ва­ет­ся (полн) ме­таи­сто­ри­че­ское – за­ис­то­ри­че­ское, на­дыс­то­ри­че­ское.

Ес­ли в пре­ды­ду­щем сти­хе – взгляд на На­ча­ло из со­стоя­ния до не­го и в нём, то здесь как бы вос­по­ми­на­ние о нём (был… я пом­ню…). Это опять мгно­ве­ние (час), ко­гда об­на­жа­ет­ся Ло­гос, вспо­ми­на­ет­ся пер­вый день, день тво­ре­ния. Тво­ре­ние ми­ра – это твор­че­ст­во со­вме­ст­ное (бок о бок) и с Ада­мом-муж­чи­ной, и с Но­вым Ада­мом, это твор­че­ст­во бо­го­че­ло­ве­че­ское.

Твор­че­ские им­пуль­сы из­ли­ва­ют­ся с транс­цен­дент­ных вы­сот (зо­ло­той холм). На них сни­зо­шёл Бог и взо­шёл че­ло­век. Бог тво­рил, име­нуя: «И ска­зал Бог: да бу­дет…» (Быт. 1, 3). И че­ло­век про­дол­жил тво­ре­ние, на­име­но­вы­вая: «…как на­ре­чёт че­ло­век вся­кую ду­шу жи­вую, так и бы­ло имя ей» (Быт. 2, 19). Бо­же­ст­вен­ное име­но­ва­ние-тво­ре­ние (ручь­ев нис­па­даю­щих речь) сли­ва­ет­ся и про­дол­жа­ет­ся (спле­та­лись пре­див­но) в че­ло­ве­че­ском твор­че­ст­ве:

 

Спле­та­лись пре­див­но

С пла­щом, нис­па­даю­щим с плеч.

 

Это тот са­мый плащ, ко­то­рый объ­е­ди­ня­ет Ада­ма и Еву (два под од­ним пла­щом). По­эти­че­ское на­име­но­ва­ние срод­ни Бо­же­ст­вен­но­му тво­ре­нию, есть его про­дол­же­ние и с ним не­разъ­е­ди­ни­мо:

 

Спле­та­лись пре­див­но

…………………………

Вол­ной не­из­быв­ной.

 

На­ко­нец, в по­след­ней стро­фе периодически по­яв­ляю­щий­ся об­раз хол­ма –

 

Ти­хо взош­ли на холм

Веч­ные двое.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я пом­ню – бок о бок – на холм.

Я пом­ню – всхо­ди­ли…

 

– по­лу­ча­ет своё раз­ре­ше­ние. Холм – это Гол­го­фа – выс­шая точ­ка ми­ро­зда­ния. Рас­пя­тие – ве­нец все­му (по­след­нее) – са­мое вы­со­кое ие­рар­хи­че­ское по­ло­же­ние:

 

Все вы­ше, всё вы­ше – вы­сот

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

По­след­нее зла­то.

 

Ибо «Нис­шед­ший, Он же есть и вос­шед­ший пре­вы­ше всех не­бес, да­бы на­пол­нить всё» (Еф. 4, 10). Ис­тин­ная цен­ность все­го про­яв­ля­ет­ся толь­ко в све­те этой выс­шей цен­но­сти (зо­ло­том… по­след­нее зла­то). В за­пре­дель­ной ти­ши­не (ти­хо… в по­кое) Гол­го­фы ре­ша­ют­ся судь­бы все­го су­ще­го. В ней – на­ча­ло и ко­нец все­го:

 

Сно­вид­че­ский го­лос: Вос­ход

На­встре­чу За­ка­ту.

 

Про­вид­че­ский (сно­вид­че­ский) го­лос по­эта ут­вер­жда­ет: Рас­пя­тый Бог, Хри­стос – Аль­фа (Вос­ход) и Оме­га (За­кат) бы­тия. Это уже упое­ние, не толь­ко скорб­ное, но и ра­до­ст­ное при­ня­тие бре­ме­ни кре­сто­но­ше­ния, бре­ме­ни Кре­ста, преображающего мир.

 

6

 

Всё ве­ли­ко­ле­пье

Труб – лишь толь­ко ле­пет

Трав – пе­ред То­бой.

 

Всё ве­ли­ко­ле­пье

Бурь – лишь толь­ко ще­бет

Птиц – пе­ред То­бой

 

Всё ве­ли­ко­ле­пье

Крыл – лишь толь­ко тре­пет

Век – пе­ред То­бой.

 

Сотворение мира: Отделение света от тьмы. Микеланджело Буаноротти ( Италия ). Сикстинская каппелла, Ватикан

 

Ес­ли в пре­ды­ду­щем сти­хо­тво­ре­нии тво­ре­ние ми­ра по­ни­ма­лось как со­твор­че­ст­во Бо­га и че­ло­ве­ка, то здесь че­ло­век ощу­ща­ет свою твар­ность и с тре­пе­том взи­ра­ет на ве­ли­чие Бо­жие. На при­зыв Да­ви­да: «Хва­ли­те Гос­по­да, все на­ро­ды, про­слав­ляй­те Его, все пле­ме­на…» (Пс. 116, 1) – ус­та­ми Ма­ри­ны Цве­тае­вой от­клик­ну­лось и пле­мя по­этов. Это вдох­но­вен­ное хва­ле­ние Гос­по­ду – «Пса­лом Ма­ри­ны». Бо­лее все­го он бли­зок Псал­му Да­ви­да о со­тво­ре­нии ми­ра:

«…Ты див­но ве­лик, Ты об­ле­чён сла­вою и ве­ли­чи­ем; Ты оде­ва­ешь­ся све­том, как ри­зою, про­сти­ра­ешь не­бе­са, как ша­тёр; уст­роя­ешь над во­да­ми гор­ние чер­то­ги Твои, де­ла­ешь об­ла­ка Тво­ею ко­лес­ни­цею, ше­ст­ву­ешь на крыль­ях вет­ра. Ты тво­ришь ан­ге­ла­ми Твои­ми ду­хов, слу­жи­те­ля­ми Твои­ми – огонь пы­лаю­щий… Ты по­ло­жил пре­дел, ко­то­ро­го не пе­рей­дут…» (Пс. 103, 1-9).

Так и долж­но быть по ком­по­зи­ции цик­ла: по­сле по­эти­че­ско­го опи­са­ния дня тво­ре­ния сле­ду­ет пес­нох­ва­ле­ние Твор­цу: все зо­ву­щие и про­слав­ляю­щие труб­ные зву­ки, му­зы­ка сфер – лишь толь­ко ле­пет трав – пе­ред То­бой; сонм сил, все ми­ро­вые бо­ре­ния и бит­вы – лишь толь­ко ще­бет птиц – пе­ред То­бой; са­мые за­пре­дель­ные по­лё­ты, вы­со­ты воз­душ­но­сти и ду­хов­но­сти – лишь толь­ко тре­пет век – пе­ред То­бой.

В ли­ри­че­ском же пла­не это мо­жет быть про­чте­но как при­зна­ние в лю­бов­ном вос­тор­ге, упое­нии лю­бо­вью к су­жен­о­му.

 

7

 

По хол­мам – круг­лым и смуг­лым,

Под лу­чом – силь­ным и пыль­ным,

Са­пож­ком – роб­ким и крот­ким –

За пла­щом – рдя­ным и рва­ным.

 

По пес­кам – жад­ным и ржа­вым,

Под лу­чом – жгу­щим и пью­щим,

Са­пож­ком – роб­ким и крот­ким –

За пла­щом – сле­дом и сле­дом.

 

По вол­нам – лю­тым и взду­тым,

Под лу­чом – гнев­ным и древ­ним,

Са­пож­ком – роб­ким и крот­ким –

За пла­щом – лгу­щим и лгу­щим…

 

По­след­нее сти­хо­тво­ре­ние цик­ла мож­но бы­ло бы оза­гла­вить: “По тер­ни­ям”. Дра­ма ми­ро­тво­ре­ния на­ча­лась. Как ощу­ща­ет себя в ней тво­рец, по­эт, жен­щи­на? Че­ты­ре стро­ки ка­ж­дой стро­фы да­ют че­ты­ре рас­кры­ваю­щие­ся в по­вто­ре­нии об­раза. Пер­вая опи­сы­ва­ет по­ле и го­ри­зон­ты жиз­нен­но­го пу­ти (по хол­мам… по пес­кам… по вол­нам…). По­сколь­ку жизнь – это про­хо­ж­де­ние сре­дин­но­го цар­ст­ва, то – не­пре­рыв­но под лу­чом кня­зя ми­ра се­го (солн­ца в пол­день). Тре­тья стро­ка – это ме­сто пре­бы­ва­ния «Я» по­эта. И в чет­вёр­той: плащ – об­раз учи­те­ля, имеющего две ипостаси.

Че­ло­век-тво­рец – не от ми­ра се­го, и по­слан­ник Бо­жий (мы в этом ми­ре стран­ни­ки и при­шель­цы). По­эт ост­ро чув­ст­ву­ет от­чу­ж­дён­ность, не­про­ни­цае­мость и не­при­ступ­ность ми­ра (хол­мам – круг­лым и смуг­лым), свою ого­лён­ность пе­ред всепо­гло­щающим хао­сом (пес­кам – жад­ным и ржа­вым), и ак­тив­ную вра­ж­деб­ность ми­ро­вых сти­хий (вол­нам – лю­тым и взду­тым). Че­ло­век существует под не­пре­рыв­ным дав­ле­ни­ем (под) мир­ских сил и в ка­ж­дое мгно­ве­ние про­ни­зан (лу­чом) ими. Это и объ­ек­ти­ви­ро­ван­ные ис­то­ри­че­ские си­лы, и без­лич­ные кос­ми­че­ские сти­хии.

Си­лы кня­зя ми­ра се­го опол­ча­ют­ся на по­эта-твор­ца бо­лее (под лу­чом – силь­ным), чем на про­сто­го смерт­но­го. Они стре­мят­ся за­ту­шить твор­че­ское го­ре­ние, ли­шить твор­че­ско­го ви­де­ния (пыль­ным), ис­пе­пе­лить в ду­ше всё ис­тин­но жи­вое и ду­хов­ное (жгу­щим). Это си­лы па­ра­зи­ти­рую­щие и вам­пи­ри­че­ские (пью­щим). Это и мерт­вя­щий ав­то­ри­тет ис­то­ри­че­ских норм и тра­ди­ций, от­вер­гаю­щий и би­чую­щий твор­че­скую но­виз­ну (гнев­ным и древ­ним).

В слож­ней­шей эк­зи­стен­ци­аль­ной си­туа­ции са­мо­оп­ре­де­ле­ние по­эта ока­зы­ва­ет­ся ис­тин­но хри­сти­ан­ским. Че­ло­век обя­зан быть твор­че­ски ак­тив­ным. Он должен со­вер­шить вы­бор, дей­ст­вие, шаг (са­пож­ком). Шаг этот ан­ти­но­ми­чен: и твёрд, ре­ши­те­лен (по­ступь в са­пож­ке), и, од­но­вре­мен­но, ос­то­ро­жен (по­ступь са­пож­ка, но не са­по­га), про­ник­нут лю­бо­вью, со­стра­да­ни­ем, чут­ко­стью (роб­ким и крот­ким). Си­ла хри­сти­ан­ско­го дей­ст­вия в люб­ви и ми­ло­сер­дии. Его смысл – в про­ти­во­сто­янии ми­ро­вым сти­хи­ям (силь­ным, жад­ным, лгу­щим и пью­щим, лю­тым и взду­тым, гнев­ным). В этом об­ра­зе (роб­ким и крот­ким) от­ра­жа­ет­ся и чут­кое вслу­ши­ва­ние, вни­ма­ние го­ло­су Ис­ти­ны.

 

Генрих Ипполитович Семирадский. Грешница. 1873. Фрагмент: Христос и Его последователи

На про­тя­же­нии все­го жиз­нен­но­го пу­ти по­эт стре­мит­ся не­из­мен­но сле­до­вать (сле­дом и сле­дом) за Учи­те­лем (три­ж­ды за пла­щом), – ибо «Всё чрез Не­го на­ча­ло быть, и без Не­го ни­что не на­ча­ло быть, что на­ча­ло быть» (Ин. 1, 3). Сло­во Учи­те­ля ос­ве­ща­ет путь в цар­ст­ве мир­ско­го мра­ка, и есть этот свет в но­чи. Со­че­та­ния: пыль­ным пур­пу­ром, рдя­ным и рва­ным объ­е­ди­ня­ют не­что све­то­нос­ное (пур­пу­ром, рдя­ным) и за­тме­ваю­щее (пыль­ным) свет, взры­ваю­щее его (рва­ным). Об Учи­те­ле по­эти­че­ским шиф­ром го­во­рит­ся то, что о нём ска­за­но в Еван­ге­лии: «В Нём бы­ла жизнь, и жизнь бы­ла свет че­ло­ве­ков. И свет во тьме све­тит, и тьма не объ­я­ла его» (Ин. 1, 4-5). Все опи­сан­ные жиз­нен­ные стран­ст­вия по­эта прой­де­ны за Учи­те­лем, по тро­пам, про­то­рен­ным Им: «И Сло­во ста­ло пло­тию, и оби­та­ло с на­ми…» (Ин. 1, 14).

Но диа­лог по­эта с Твор­цом не яв­ля­ет­ся от­стра­нён­ным об­ме­ном смы­слов. Он на­столь­ко эк­зи­стен­ци­аль­но пе­ре­пле­тён, что ста­но­вит­ся диа­мо­но­ло­ги­че­ским. Это рас­кры­ва­ет про­хо­дя­щий че­рез весь цикл об­раз пла­ща. Он од­но­вре­мен­но сим­вол един­ст­ва с Учи­те­лем (под од­ним пла­щом) и вы­ра­же­ние уче­ни­че­ско­го от­но­ше­ния к Твор­цу. Сим­вол бо­го­вдох­но­вен­но­сти жиз­ни и твор­че­ско­го дей­ст­вия:

 

Ду­шой, ды­ха­ни­ем тво­им жи­ву­щей,

Как ду­но­вень­ем – плащ.

 

И со­кро­вен­но­го еди­не­ния, со­вме­ст­но­го ог­ра­ж­де­ния от чу­ж­до­го, и за­щи­ти­тель­ной ак­тив­но­сти:

 

От всех обид, от всей зем­ной оби­ды

Слу­жить те­бе пла­щом.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

При пер­вом чер­нью за­не­сён­ном кам­не

Уж не плащ – а щит!

 

Об­раз пред­веч­ной не­раз­рыв­но­сти муж­ско­го и жен­ско­го:

 

Два – под од­ним пла­щом –

Хо­дят ды­ха­нья.

 

И в то же вре­мя здесь плащ – дес­ни­ца Са­мо­го Бо­га, ох­ра­няю­щая и еди­ня­щая два ды­ха­нья. И, на­ко­нец, не­пре­рыв­ное рас­кры­тие об­раза пла­ща скре­п­ля­ет­ся трое­крат­ным его ут­вер­жде­ни­ем в по­след­нем сти­хо­тво­ре­нии. Это эк­зи­стен­ци­аль­ная точ­ка един­ст­ва, не­раз­рыв­но­сти, мо­на­дич­но­сти бо­го­че­ло­ве­че­ско­го со­твор­че­ст­ва. Го­лос Учи­те­ля не­ред­ко зву­чит как внут­рен­ний го­лос твор­че­ской со­вес­ти по­эта. Здесь возникает вопрос: вер­но ли ус­лы­шан при­зыв Бо­га? Не звучат ли совсем иные го­ло­са? Это про­бле­ма рис­ка сво­бо­ды, бре­ме­ни от­вет­ст­вен­но­сти сво­бод­но­го твор­ца. Здесь же про­бле­ма по­ис­ка ма­те­рии и об­ре­те­ния сил к во­пло­ще­нию, – это бре­мя твор­че­ско­го во­пло­ще­ния. Итог му­чи­тель­но­го твор­че­ско­го ак­та вся­кий раз све­ря­ет­ся с об­ра­зом вдох­но­ве­ния, и все­гда твор­ца гло­жет со­мне­ние: не то, опять не то! (лгу­щим и лгу­щим). При бо­лее при­стра­ст­ном взгля­де в этом мож­но об­на­ру­жить и бо­го­бор­че­ский мо­тив. Та­ко­ва эк­зи­стен­ци­аль­ная диа­лек­ти­ка твор­че­ст­ва.

 

Блаженство Рая. В. М. Васнецов. 1885–1896 гг. Фрагмент росписи Владимирского собора в Киеве

Так рас­кры­ва­ет­ся смысл сти­хо­тво­ре­ния, ес­ли плащ при­над­ле­жит Но­во­за­вет­но­му Ада­му. Но здесь же вме­ще­на и дру­гая ли­ния: уче­ник-по­эт-жен­щи­на – за пла­щом учи­те­ля-Ада­ма-муж­чи­ны. Жен­щи­на пред­на­зна­че­на прой­ти по жиз­нен­ным тер­ни­ям че­рез все сти­хии и вре­ме­на за сво­им Ада­мом:

 

Но тес­на вдво­ём

Да­же ра­дость утр.

От­толк­нув­шись лбом

И по­дав­шись внутрь

 

(Ибо стран­ник – Дух,

И идёт один),

До на­чаль­ных глин

По­ту­п­ляя слух –

 

Над ис­точ­ни­ком

Слу­шай – слу­шай, Адам,

Что про­точ­ные

Жи­лы рек – бе­ре­гам:

 

– Ты и путь и цель,

Ты и след и дом.

Ни­ка­ких зе­мель

Не от­крыть вдво­ем.

 

В гор­ний ла­герь лбов

Ты и мост и взрыв.

(Са­мо­вла­стен – Бог

И меж всех рев­нив.)

 

Над ис­точ­ни­ком

Слу­шай – слу­шай, Адам,

Что про­точ­ные

Жи­лы рек – бе­ре­гам:

 

– Бе­ре­гись слу­ги,

Да­бы в от­чий дом

В гор­дый час тру­бы

Не пред­стать ра­бом.

 

Бе­ре­гись же­ны,

Да­бы, сбро­сив прах,

В го­лый час тру­бы

Не пред­стать в пер­ст­нях.

 

Над ис­точ­ни­ком

Слу­шай – слу­шай, Адам,

Что про­точ­ные

Жи­лы рек – бе­ре­гам.

 

– Бе­ре­гись! Не строй

На род­ст­ве вы­сот.

(Ибо креп­че – той

В на­шем серд­це – тот.)

 

Го­во­рю, не льстись

На ор­ла, – скор­бит

Об упав­шем ввысь

По сей день – Да­вид!

 

Над ис­точ­ни­ком

Слу­шай – слу­шай, Адам,

Что про­точ­ные

Жи­лы рек – бе­ре­гам:

 

– Бе­ре­гись мо­гил:

Го­лод­ней блуд­ниц!

Мёрт­вый был и сгнил:

Бе­ре­гись гроб­ниц!

 

От вче­раш­них правд

В до­ме – смрад и хлам.

Да­же са­мый прах

По­да­ри вет­рам!

 

Над ис­точ­ни­ком

Слу­шай – слу­шай, Адам,

Что про­точ­ные

Жи­лы рек – бе­ре­гам:

 

– Бе­ре­гись…

(стих. «Бе­ре­гись», 1927 г.)

 

«…Я есмь путь и ис­ти­на и жизнь…» (Ин. 14, 6) – лик Ада­ма Не­бес­но­го от­кры­ва­ет­ся жен­щи­не че­рез Ада­ма зем­но­го. Бо­лее то­го, для Евы Ада­му-муж­чи­не де­ле­ги­ро­ва­ны пол­но­мо­чия Са­мо­го Бо­га. И про­рыв к гор­не­му для Евы-жен­щи­ны воз­мо­жен толь­ко вслед за Ада­мом-муж­чи­ной (за пла­щом):

 

 

В гор­ний ла­герь лбом

Ты и мост и взрыв.

 

Об­ла­дая не­ве­ро­ят­ной твор­че­ской мо­щью, Цве­тае­ва, тем не ме­нее, не пре­тен­до­ва­ла на во­ди­тель­ст­во в па­ре, на­обо­рот, ут­вер­жда­ла ак­тив­ное пер­вен­ст­во муж­ско­го, не­об­хо­ди­мость чис­то­ты и не­за­ви­си­мо­сти его об­раза:

 

Но тес­на вдво­ем

Да­же ра­дость утр.

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

(Ибо стран­ник – Дух

И идёт один),

. . . . . . . . . . . . . .

Ни­ка­ких зе­мель

Не от­крыть вдво­ём.

. . . . . . . . . . . . . .

– Бе­ре­гись слу­ги,

. . . . . . . . . . . . .

Бе­ре­гись же­ны,

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

– Бе­ре­гись! Не строй

На род­ст­ве вы­сот.

. . . . . . . . . . . . . . . .

(Ибо креп­че – той

В на­шем серд­це – тот.)

За та­ким Ада­мом Ева долж­на сле­до­вать (сле­дом и сле­дом) не­от­ступ­но и по­слуш­но (роб­ким и крот­ким), пол­но­стью по­ла­га­ясь на его, не вы­зы­ваю­щий со­мне­ний, вы­бор. Да­же и в том слу­чае, ес­ли он ока­зы­ва­ет­ся лгу­щим и лгу­щим. В этом прав­да во лжи, ис­ти­на жен­ской пре­дан­но­сти не­смот­ря на.

Но сущ­но­ст­ной об­лик цве­та­ев­ско­го Ада­ма не на­шёл жиз­нен­но­го во­пло­ще­ния. Не ока­за­лось муж­чи­ны, твор­че­ская и нрав­ст­вен­ная мощь ко­то­ро­го была бы соразмерна без­бреж­ному мо­рю цве­та­ев­ской ду­ши. Её Адам дол­жен был быть та­ким же гор­дым и не­за­ви­си­мым.

 

– Бе­ре­гись мо­гил:

Го­лод­ней блуд­ниц!

Мёрт­вый был и сгнил:

Бе­ре­гись гроб­ниц!

 

 

От вче­раш­них правд

В до­ме – смрад и хлам.

Да­же са­мый прах

По­да­ри вет­рам!

 

Этот при­зыв-пре­дос­те­ре­же­ние об­ра­щён как бы в бу­ду­щее, к Эф­ро­ну. Но её учи­тель не вы­дер­жал жиз­нен­ной но­ши, и путь его ока­зал­ся лгу­щим и лгу­щим. Муж её ока­зал­ся Ада­мом, про­гля­дев­шим Еву и вверг её в ро­ко­вой, тра­ги­че­ски окон­чив­ший­ся ви­ток судь­бы. Ма­ри­на Цве­тае­ва яви­лась ис­тин­ной Евой и про­шла путь за сво­им Ада­мом вплоть до смерт­но­го ито­га, да­же не­смот­ря на то, что он ока­зал­ся лож­ным, и не­смот­ря на то, что ей, как по­эту, бы­ло свой­ст­вен­но пре­до­щу­ще­ние сво­ей судь­бы.

 

Та­ко­вы по­эти­ко-бо­го­слов­ские раз­мыш­ле­ния Ма­ри­ны Цве­тае­вой о пред­на­зна­че­нии муж­ско­го и жен­ско­го на­ча­л в бы­тии. «Дух ды­шит где хо­чет…» (Ин. 3, 8), – схо­дит он и в по­эзии. И не ме­та­фо­ри­че­ски, а ре­аль­но, не толь­ко как дух по­эти­че­ско­го вдох­но­ве­ния, но и Дух Гос­по­день, вдох­нов­ляю­щий про­ро­ков, апо­сто­лов, от­цов и учи­те­лей. Не раз в ис­то­рии от­кро­ве­ние нис­хо­ди­ло в фор­ме по­эти­че­ско­го твор­че­ст­ва (не по­эзия ли «Песнь Пес­ней», «Прит­чи», «Псал­мы»?). Но осо­бая про­ви­ден­ци­аль­ность на­ше­го вре­ме­ни в том, что куль­ту­ра (и по­эти­че­ская в том чис­ле), со­вер­шив свет­ский ви­ток, всё бо­лее воз­вра­ща­ет­ся к ре­ли­ги­оз­ным ис­то­кам (ко­неч­но, и на дру­гом по­лю­се рас­тёт ра­ко­вая опу­холь куль­ту­ры се­ку­ляр­ной). Имею­щий уши – да ус­лы­шит и от­де­лит.

 

Виктор Аксючиц