Полотно Воины Апокалипсиса  В. М. Васнецова, 1887-ой год. Фрагмент

Богатство дается мёртвым духовно и слабым людям, как поддержка их слабости. Из жалости. Вот почему в Библии: «И если богат – от Бога».

+ + +

По старому Арбату. По брусчатке. С каким-то псевдорусским радушием лоточники навязывают матрешек, пейзажи и лубки, яйца крашеные из дерева, книги из-под пленки от дождя и снега, куличи, лазерные диски и даже ананас. Тут же, сиротливо сжавшись, сидит парень с поднятым воротником серого демисезонного пальто и раскинутой шахматной доской, уставленной фигурками: «Сыграем на миллион?». И я вдруг внутренне ахнул: как будто все это уже было, и не с кем-нибудь, а со мной, и именно здесь. И эти пейзажи, и этот нетрезвый парень… И вдруг стало жутко от явного чувства предопределенности, явной заранее обозначенности жизни каждого, как показалось, человека, - неуютно и скорбно. И никак я не мог отстать от этого чувства – так завладело оно мной, что, как ни вертись, а выход один, и он уже заранее выверен, обозначен и предопределен, и хорошо, если милостивый о тебе промысел… А ну как нет? И так прихватило, что даже приехав домой, тотчас пошел в красный угол молиться на иконы. А часы тикали. Часы тикали, а я молился. Они спешили, мерили мое время… Так кстати, так спокойно и размеренно, что, может быть, впервые в жизни я почувствовал, что не теряю время, а двигаюсь в нужную сторону.

Незабываемое мгновение.

* * *

Богатство дается мертвым духовно и слабым людям, как поддержка их слабости. Из жалости. Вот почему в Библии: «И если богат – от Бога».

* * *

Большие литературные таланты всегда угадывали читателя, подыгрывали ему, работали для него. Так Горький угадал наглеющих босяков, набирающих задор и силу против «обмещанившейся» России перед революцией.

Так Андреев Леонид угадал рефлексирующего мученика-интеллигента, живущего наполовину в запредельном, в иллюзиях, в страхе, у которого «Он» - входит…, и в «Красном Смехе» такой угар от предчувствия большой крови, что читателю не по себе…

И.А. Бунин угадал брезгливого барчука, который вот-вот будет выслан из родных пределов, а кого не вышлют – тот побежит сам…

А для кого писать теперь?

Большинству угодили неопрятный, огромный как гора, неопрятный «шансонье-трубадур» Шуфутинский с приблатненной хрипотцой и родовой картавостью, и вот уже на полках десятки его Ди-Ви-Ди: «Для вас, Господа», или эта, всем известная дама, тоже воплощенный феномен смовкового искусства, и ее лазерные диски: «Не делайте мне больно, Господа!». Как быстро они поняли этих «господ», согласились с ними, прогнулись… Рассадили по тюрьмам полстраны, за пустяки, за украденного петуха, за черствый пирожок-«круассан» из супермаркета, - и тотчас эта «идея» сидельцев подхвачена М. Таничем, и готова группа «Лесоповал», где романтически поет, никогда не хлебавший баланды актер-неудачник под приблатненную подтанцовку. И слишком по-серьезному, как всегда это бывает с эпигонами, хрипит о люби к Петербургу, в перемешку с «Гоп-стоп», давно уже не молодой, лысый господин в очках, не плохой, говорят, в прошлом хирург, спасавший людей, а теперь поющий смешные по своей безграмотной несуразности, песни… Да что говорить, когда-то постриженный и рукоположенный «батюшка», по нищете рванул на эстраду, и, что бы вы думали, - нашел, как это модно говорить теперь там «свою нишу»… А в общем-то это все та же аудитория, аудитория Жванецкого и Петросяна, куда если допускали Евдокимова или Трошкина – то только ввиду своих выгод и меркантильности… И что же можно писать для этого читателя? И не удивительно ли нам теперь, что вечера поэзии Сергея Есенина собирали полные залы и в Москве и в Питере, и в какие времена? Не удивительно ли? А сегодня «аншлаг» собирают только «они».

Горько думается, что при таком положении вещей и таком вкусе не поможет никто и ничто. Даже величественный собор восстановленный в центре Москвы.

Нашу русскую «паству» культивируют и пасут совсем другие… Другие…

* * *

Некто Антонов рассказывал: один мужик на Кубани решил отомстить участковому. Вдруг ни с того ни с сего стал собирать свою мочу, кровь и всякую дрянь. В четверть сливал. Жена думала, что он сошел с ума. Побежала к фельдшеру, определили – нормальный.

Четверть с мочой он прятал под собачью конуру. Тут как раз умерла его мать. А сосед «доказал» про самогон. Пришел с обыском участковый, пьяница жуткий.

- Идее самогон?

- Какой самогон? Нету!

Милиционер будто бы шасть к собачьей конуре:

- Рой!

Вырыл.

- Наливай!

Налил Иван стакан, тот фуражку под мышку, весь стакан выцедил.

- Фу, черт, что за дрянь?

- А это я старуху обмыл, а воду – под собачью конуру, чтоб не выла…

Участковый рыгал до посинения. «Упеку!» - орал. «Врешь»… Ты же сам налил. И статьи такой нету…». Придумано или нет? Во всяком случае, придумано достоверно.

* * *

Старик в очках с дорогой оправой, хорошо одет, купил развратную газету «Я молодой». Что в голове у этих «людей»? Кто меня окружает?

* * *

Собака лежит на припеке, на снегу. Я проходил, она не вставая, глядела на меня. Морда черная, сама белая. Кошка сидела на калитке, грелась. Животное счастье… Но люди – до чего странны… Включенный на всю катушку магнитофон из раскрытого настежь окна, две колонки от него – гудят, как колокола, чуть не лопнут. Для чего? Хоть так о себе заявить? Громыхнуть во всю Ивановскую о своем жалком существовании? Нет, порой, честное слово, животные кажутся умней…

* * *

Есть что-то каббалистически страшное в смотрении телевизора, особенно в одиноком смотрении… Эти ночи. Многоэтажки.

* * *

Страшный сон.

С какой-то гнутой старухой, незнакомой мне совершенно, собирал нагрудные кресты и лампадки, чтобы их не выбросили с рынка, где командовали черные, «носороги». Распятия страшные, вопиющие к небу, обрубками рук, молча кричащими ртами… Набирали – старуха и я, чтобы их не выбросили «азеры». То есть спасали эти распятия на крестах, сложенных как бы на распродажу. И все это – накануне задуманной поездки в Сергиев Посад, на источник. Что в этом сне? Очень яркие в последнее время сны, запоминающиеся до самых мелочей, иногда – даже и мысли во сне- помню проснувшись до самого донышка. Порой как бы без всякой видимой связи вспыхивают в сознании обрывки снов, увиденных два и даже более года назад…

* * *

«Мерседес-Элегант», серебристый, «глазастый». Без сдачи. Охранник из «лички». За пивом генеральному. Тридцать тысяч – пивка попить и припасти несколько ящиков для «Вип» - друзей генерального, в баню. Пиво «Хольстен», только в «Седьмом континенте», и только с определенным тминным запахом…Я знаю это пиво по этикетке. Куплю. «Хоть горшком назови», а семью кормить надо.. .

Из окна этой махины, обихоженной по последнему слову техники, смотришь на остальных, на прохожих и проезжих – как патриций на плебеев. Удивительно, на что способно простое напичканное чудесами железо… Оно меняет сознание. Теперь понятно, что за мнение укоренилось у этих «слуг народа» об этом самом народе, о том, что молча и понуро является за окном, оснащенным электрообогревателем, кондиционерами, электронными щетками с электронной помывкой, обогревателем салона, ароматизаторами, и проч…

Три месяца не платит уже зарплату. «Без сдачи, конечно, опять не выйдет. Купи то, купи это… Сейчас станет звонить на мобильный… Ну вот, и верно. Виски Блек Джабэл… Дыни, «похвала», да чтоб медовая, с витушками для девок…». – «А зарплата?»… Раз в три месяца, когда он изволит обналичить векселя… После поездки этой, возвращаюсь с какой-то мелочью в кармане, с пивом, с кучей покупок, думаю о своих детях….И вдруг становится ясно, что просить его о чем-то бессмысленно. Надо увольняться. Но куда? Трое детей…

* * *

Есть какое-то особое достоинство: терпеть этот мир трезвым. И. Как бы ни было грустно, скорбно в этом мире, порой он кажется прекрасным. Но разве жизнь – это театр? Участие самого человека во всем, что происходит вокруг него – необходимое условие жизни. Полюбуйтесь-ка прекрасным снегом и блистающей луной, если вы раздеты, если вы голодны… Красота этого мира весьма и весьма условна. Прекрасные картины и прекрасные страницы могли написать только сытые люди. И вот вспоминается мне биография ныне покойного Варлама Шаламова, его предсмертные стихи: «Я хотел бы быть обрубком…» и т. д. – «Я б собрал слюну во рту, я бы плюнул в красоту!»…

Терпеть этот мир трезвым и терпеть его до смерти есть необходимое условие и награды и оправдания. Спасения. Иначе бытие теряет смысл. И красота – тоже.

Смысл жизни – терпеть и быть наказанным?..

* * *

ВЗЯТКИ.

У Толстого Л.Н. прочитал в «Дневниках» за 1885 год: «Еще думал об Урусове, о профессорах, отчего они, такие умные и иногда хорошие люди, так глупо и дурно живут? От власти на них женщин. Они отдаются течению жизни, потому что этого хотят жены, любовницы. Все дело решается ночью. Виноваты они только в том, что подчиняют свое сознание своей слабости».

А какая сила заставляет брать взятки сегодняшних? Женщины, любовницы, точнее стремление нравиться им, поражать их, владеть ими… Но владеет женщина…

Они «только в том виноваты, что подчиняют сознание». От этого «только» - миллионы голодных. Тысячи смертей.

Василий Киляков