Первым из некоронованных русских людей он удостоился памятника в столице. Имя его означало «Победа», а Победа всегда была в России всенародной государствообразующей идеей. Именно Победа – преодоление себя, жертвенный труд во имя славы. И тщетно будут вылепливать кабинетного гомункулуса национальной идеи политологи, рекламщики и журналисты – авгуры демократического общества.

Классический немец на русской службе Фридрих Антинг некоторое время служил адъютантом Суворова, бывал с ним в учениях и боях, и считался официальным прижизненным биографом полководца. Со времён Антинга существует немало подробных биографий Суворова, научных и беллетризированных, стоит назвать фамилии таких авторов, как Полевой, Петрушевский, Осипов, Ростунов, Михайлов, Шишов… Их книги читаются и переиздаются, им и в будущем суждена читательская любовь. Суворов знавал немало звёздных часов; мы подробнее рассмотрим не самые общеизвестные: Измаил, Рымник, Чёртов Мост, Сен-Готард многие из нас помнят со школьных лет. Ну, а начинать знакомство с великим человеком следует с той поры, которая определяет психологию личности – с истоков, с детства.

«Я родился 1730 г. 13 ноября», - писал Суворов в короткой автобиографической записке. Отец нашего героя – Василий Иванович – начал службу денщиком и переводчиком Петра Великого, будучи восприемником государя. Дед полководца – Иван Григорьевич Суворов – служил генеральным писарем лейб-гвардии Преображенского полка. Василий Иванович достиг высот военной карьеры, стал генерал-аншефом, премьер-майором Преображенского и подполковником Измайловского полка, служа при Провиантском департаменте и выполняя поручения, о которых до Суворова, уже также бывшего генерал-аншефом в дни составления автобиографической записки, «сведения не доходили». Зато до нас дошли сведения о легендарной бережливости Василия Ивановича Суворова, позволившей ему преумножить семейные капиталы. Это качество унаследовал и Александр Васильевич, бережливо относившийся к солдату, не терпевший и житейских излишеств. Суворовы довольствовались малым, совершая великое.

Где родился Суворов? На этот вопрос исследователи до сих пор не дали окончательный ответ. Наиболее вероятным местом рождения Суворова можно признать дом на Арбате, неподалёку от Серебряного переулка, возле церкви Николы Явленного. В этом храме, по-видимому, и был крещён младенец Александр Суворов. Наречён он был в честь св. Александра Невского, память которого отмечается 23 ноября. На всю жизнь Суворов сохранил особенно трепетное отношение к своему небесному покровителю – полководцу и подвижнику. Каменный арбатский дом супруги Суворовы получили в качестве приданого от отца невесты, Федосея Семёновича Манукова, вице-президента Вотчинной коллегии. Увы, дом не сохранился. В 1740-м году Василий Иванович Суворов продаёт старый арбатский дом. Детство полководца продолжилось на берегу Яузы, в Покровской слободе (нынешняя Бакунинская улица), в приходе церкви Николая Чудотворца. Деревянный храм достался Москве в наследство от села Рубцова. В третьем десятилетии XVII века эти места облюбовал первый самодержавный Романов, царь Михаил Фёдорович. По царскому приказу, на берегах Яузы устроили загородный дворец, заложили и каменную церковь Покрова, после чего село называли Покровским. Официально в пределы Москвы Покровское включили в 1752-м году, когда там и жили Суворовы. В 1765-66 годах суворовская церковь Николая Чудотворца была перестроена в камне, но к тому времени Суворовы покинут Покровку.

Суворовы вели свой род от легендарного предка – шведа Сувора, поступившего на русскую службу в 1622 году. Но это было данью традиции галантного XVIII века – выставлять на щит иностранного предка. На самом деле, фамилия Суворовых русского происхождения, от слова «суворый» - «суровый». И известен благородный род Суворовых по крайней мере со времён славной первой половины царствования Иоанна Васильевича Грозного. И, конечно, были у Суворовых боевые заслуги перед Родиной. В победном казанском походе царя Иоанна Грозного 1544 года Михаил Иванович Суворов служил четвёртым воеводой полка правой руки. Через пять лет, в Шведском походе он уже третий воевода большого полка. Сам Александр Васильевич Суворов о боевом отечественном предке не вспоминал, повторяя привычную ему сызмальства легенду о шведе Суворе. При этом самоощущение полководца было выражено известными словами «Горжусь, что я русский!». И в экстремальных ситуациях, поднимая в бой израненные батальоны (как это было, например, в Альпийском походе) Суворов умело и непритворно взывал к национальному патриотизму: «Мы русские! Какой восторг!». Мало кто в нашей истории сумел и понять, и выразить с такой силой чувство причастности к своему народу, к родной земле.

Что касается родственников со стороны матери, Суворов наверняка в детстве с любопытством прислушивался к рассказам о прадеде – Семёне Манукове, который безупречно служил офицером в лейб-гвардии Преображенском полку во времена Петра Великого. Таким образом, и Суворовы, и Мануковы были причастны к великим делам первого нашего императора и к русской гвардии.

В детстве будущий генералиссимус слыл болезненным, хилым ребенком. История суворовского превращения в богатыря хрестоматийна – подобным образом исправлял собственное косноязычие будущий великий оратор Демосфен, о котором юный Суворов читал у Плутарха. Отец, человек осторожный и осмотрительный, и не мечтал о военной славе для любимого сына, но с самых ранних лет Саша Суворов посвятил себя военной славе Отечества и это был осознанный личный выбор. В доме Суворовых была изрядная библиотека, открывшая мальчику целый мир, который оказался куда увлекательнее реальности. Наш герой десятки раз перечитывал излюбленные страницы, рассказывавшие о военных подвигах героев древней, средневековой и новой истории, мечтая о собственной славе. Уже тогда Суворов понимал: для этого необходимо упражняться физически и умственно. И он воспитывал себя в спартанском духе, отказавшись от мягких перин и теплой шубы, анализируя стратегию великих полководцев прошлого. От тех лет у нас осталась легенда о встрече юного Суворова с генералом Ганнибалом – сподвижником Петра Великого и предком Александра Сергеевича Пушкина. Василий Иванович посетовал генералу Ганнибалу, что его сын всему предпочитает уединение в библиотеке. Ганнибал незаметно вошел в комнату Суворова и увидел мальчика, обложенного военными книгами. Они обменялись мнениями о некоторых старинных битвах, после чего Ганнибал сказал Василию Ивановичу: «Оставим его. У твоего сына сейчас собеседники поинтереснее нас с тобой…».

Генерал Ганнибал говорил Суворову: «Если бы жив был наш батюшка Петр Алексеевич, он поцеловал бы тебя в голову и приблизил к себе…». Пройдёт время, и Суворов станет величайшим героем, защитником Российской империи, созданной Петром, - подобно тому, как Ломоносов стал ее первым университетом. Но в те годы юный Суворов колебался – с кого брать пример? – между великим Петром и его соперником, шведским королем Карлом. Этот вопрос Суворов считал важнейшим – и много лет спустя учил солдат: «Выбери героя, бери пример с него, подражай ему в геройстве, догони его, перегони – слава тебе!». В конце концов патриотические настроения перевесили: Суворов понял, что Петр Великий воевал за славу Отечества, а Карл Шведский искал личной славы. Значит, Петр победил заслуженно, слава ему! – мог бы воскликнуть автор «Науки побеждать».

Современники наперебой рассказывали о заурядной, неказистой наружности великого полководца. Да и привычка самого Суворова занавешивать зеркала во всех комнатах, где приходилось ему останавливаться говорит о том, что Александр Васильевич считал свою внешность несоответствующей канонам героики. Невысокого роста, жилистый, щупловатый… Однаком маркиз Дюбокаж – француз, перешедший на русскую службу после революции – считал и внешний образ Суворова замечательным: «Наружность фельдмаршала как нельзя лучше соответствовала оригинальности его личности. Это был маленький человек слабого сложения, но одаренный природою могучим и чрезвычайно нервным темпераментом... Не похоже, чтобы он когда-либо, даже в молодости, обладал красивой внешностью. У него был большой рот и черты лица мало приятные, но его взгляд был полон огня, живой и необыкновенно проницательный: казалось, он все пронизывал и исследовал глубину вашей души, когда останавливался на вас внимательно. Я встречал не много людей, у которых чело было бы больше изрезано морщинами, и морщинами настолько выразительными, что лицо его как бы говорило без помощи слов. Характер у него был живой и нетерпеливый: когда он бывал чем-либо глубоко возмущен и рассержен, лицо его становилось суровым, грозным, даже ужасным — оно выражало все чувства, волновавшие его в эту минуту. Но эти минуты были редки и всегда вызваны основательными причинами, а его суровость никогда не переходила в несправедливость, хотя порой он и бывал чрезмерно едоки язвителен. Проходило возмущение, и черты его лица вновь принимали выражение обычной доброты, следуя за состоянием его души». Дюбокаж застал Суворова уже старцем: служил адъютантом при фельдмаршале в середине 1790-х годов. Описание Дюбокажа – человека, одарённого литературными способностями – весьма ценный источник знаний о внешности Суворова. Не производил он впечатление богатырской статью и медальным профилем и в молодые годы, когда начинал службу.

Так начиналась солдатская судьба, равных которой в истории немного. В 22 день октября 1742 года, двенадцатилетним, Суворов был записан солдатом в лейб-гвардии Семеновский полк, стоявший на Яузе, по соседству с Покровским. К тому времени Суворов уже получил начальное домашнее образование, учился, как сказано, «понемногу, чему-нибудь и как-нибудь». После зачисления в полк, по традиции, новобранец получил отпуск для учёбы. Отец лично дал обязательства лейб-гвардии Семёновскому полку: «в том, что находящийся в оном полку 8 роты солдат Александр Суворов имеет обучаться во время его от полку отлучения, то есть, генваря по первое число тысячасемьсот сорок шестого году, на своём коште указанным наукам, а именно: арифметике, геометрии, тригонометрии, артиллерии и часть инженерии и фортификации, також из иностранных языков да и военной экзерциции совершенно, и о том должен я, сколько от каких наук обучится, чрез каждый полгода в полковую канцелярию для ведома рапортовать. Прокурор Василий Суворов». Многим наукам отец учил сына самолично: и иностранным языкам, и военным дисциплинам. Скажем, сочинение французского инженера Вобана «Прямый способ укрепления городов», которое Василий Иванович перевёл на русский язык, отец и сын изучали вместе. Для Александра Суворова эта книга стала первым и поистине замечательным учебником фортификации. И всё-таки Суворов остался в истории великим самоучкой – самовоспитание было в его судьбе куда важнее системного образования, важнее родительских наставлений. В документах юношу окрестили «недорослем Александром Суворовым» (недорослями в XVIII веке называли несовершеннолетних дворян, не поступивших на службу), но он был антиподом фонвизинского Митрофанушки. А пять лет спустя началась действительная служба Александра Васильевича Суворова в русской армии, в которой он прошел долгий путь от солдата до генералиссимуса. Впрочем, нижнюю ступень Суворов, как и все тогдашние дворяне, перешагнул, находясь в учебном отпуске – и действительную службу начал капралом. 1 января 1748 года вышел приказ: «Явившемуся из отпуска 8-й роты капралу Суворову быть при 3-й роте». Прибывшие из отпусков гвардейцы сдавали экзамены по «указным наукам». И экзамены вполне строгие. Вместе с Суворовым были приняты в полк и отпущены в учебный отпуск двадцать юношей-дворян. Из них только шесть человек продолжили службу после учёбы, выдержав испытания. Основной причиной отсева были проваленные экзамены. Назовём имена пятерых семёновцев, начавших службу одновременно с Суворовым: три подпрапорщика – Николай Волконский, Николай Ходырев, Александр Шереметев. И два капрала, как и Суворов – два Фёдора, Шереметев и Викентьев.

Суворов прибыл в Санкт-Петербург, в расположение Семёновского полка. Из 8-й мушкетёрской роты Суворова переводят в 3-ю (Семёновский полк в то время состоял из одной гренадерской и двенадцати мушкетёрских рот). Поселился Суворов в обширной Семёновской слободе Петербурга. До 1739 года славный полк не имел собственной слободы в столице, и семёновские роты размещались в разных районах Северной Пальмиры. А в 1739-м императрица Анна Иоанновна пожаловала полку территорию «позади Фонтанки, за обывательскими дворами». Шефами полка, гвардии полковниками, по традиции, значились правящие монархи: сперва императрица Анна, а ко времени суворовской службы в петербургской семёновской слободе – императрица Елизавета. Непосредственным командиром был генерал-фельдмаршал Степан Фёдорович Апраксин – будущий командир русской армии, действовавшей против Пруссии на первом этапе Семилетней войны. Как мы увидим, в сражениях он покажет себя болезненно осторожным, нерешительным полководцем, эдаким историческим антиподом Суворова. В полку он проводил не слишком много времени, но радел за интересы семёновцев, гордился их успехами.

Из 6,5 лет службы в гвардии дольше всего Суворов был приписан к 8-й и 1-й ротам, нередко его на время переводили в 3-ю, 4-ю и 11-ю роту. Капрал Александр Суворов присутствует при освещении полковой Введенской церкви, которую исправно посещал в течение службы в гвардии. В 1764 году обветшавшую полковую церковь перестроили на новом месте – на нынешней площади Витебского вокзала. И окончив службу в гвардии, бывая в столице, Суворов посещал Введенский храм «что в светлицах Семёновских», знал поимённо храмовых певчих.

Жили семёновцы в Слободе с примерным комфортом. Неподалёку от храма был возведён штаб – полковой двор. Каждая рота получила отдельный участок с собственной парадной съезжей избой. Тесных казарм не было: у каждой роты – по десять изб, в которых жили просторно и чисто. Рядом с хозяевами-дворянами селилась дворня, у некоторых семёновцев – весьма многочисленная. Так, с Суворовым жили двое – Сидор Яковлев и Ефим Иванов. Летом 1748-го Сидор Яковлев ударится в бега, захватив с собой два рубля, и беглого крепостного будут искать.

В праздник Крещенья на льду Невы выстраивались все войска столичного гарнизона – полк за полком. Как только архиепископ опускал в прорубь крест – артиллерия салютовала празднику. Первая крещенская церемония навсегда запомнилась Суворову: он тоже салютовал из ружья, ожидая появления императрицы.

В полку Суворов отличался особым усердием, прилежанием к службе. В памяти Суворова осталась его первая награда, рассказ о ней в 1799 году записал со слов генералиссимуса Е.Б. Фукс: «Ещё и поныне храню я в числе моих знаков отличия и целУю ежедневно крестовик, всемилостивейше пожалованный мне блаженной памяти государынею императрицею Елисаветою Петровною, когда я, солдатом лейб-гвардии Семёновского полка, стоял в Петергофе у Монплезира на карауле и отдал ей честь. Она изволила спросить меня, как меня зовут. Узнав, что я сын генерал-поручика Василия Ивановича Суворова, хотела пожаловать мне крестовик, но я осмелился сказать: «Всемилостивейшая государыня! Закон запрещает солдату принимать деньги на часах». – «Ай, молодец! – изволила сказать, потрепав меня по щеке и дав мне поцеловать свою ручку. – Ты знаешь службу. Я положу монету здесь на землю: возьми, когда сменишься». Как я был счастлив».

Караульная служба в Летнем саду, в Адмиралтейской крепости и в Петергофе была основной обязанностью семёновцев. Они не только охраняли царский покой от возможных нападений, но и следили за «пожарным случаем», наблюдая на чердаках за печными трубами. Несомненно, он ощущал себя в самом центре родной империи, проникался почётным долгом царёвой охраны. Для людей одержимых, зажжённых героической идеей, гвардейская служба была лучшей школой патриотизма. Распространённой практикой среди офицеров-дворян было отлынивание от караульной службы: они нанимали солдат, которые и отстаивали дежурство за высокородных офицеров. Суворов же относился к дежурствам ревностно, знал наизусть статьи устава, посвящённые обязанностям часового, и, напротив, нередко выручал товарищей, подменяя их на караульном посту. Участвовал будущий генералиссимус и в хозяйственных работах, когда другие дворяне-офицеры только посылали на строительные объекты своих крепостных.

Несколько позже Суворов становится ординарцем генерал-майора Н.Ф. Соковнина, который, будучи также премьер-майором гвардии, фактически командовал Семёновским полком. По инициативе Соковнина Суворова повысили в звании, произвели в сержанты 8 июня 1751 года. На это время приходится учёба в Сухопутном кадетском корпусе, где Суворов в качестве вольного слушателя пополнил военное образование, полученное в гвардии. Последние два класса корпусных занятий Суворов посещает прилежно, не чураясь и дружбы с однокашниками. В то время в корпусе гремела слава одного из первых кадет, поэта А.П. Сумарокова. Вместе с молодым кадетом М.М. Херасковым Сумароков основал первое «Общество любителей российской словесности», членом которого был и Суворов. В 1755 году, в журнале Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие» появился диалог «Разговор в царстве мёртвых между Александром Великим и Геростратом». Через год в том же журнале был опуликован «Разговор между Кортецом и Монтесумой». Под первым диалогом стояла подпись – «Сочинения А.С.», под вторым – «Сочинил С.». Долгое время эти произведения считались сумароковскими, но позднейших исследованиях С.Н. Глинки было выдвинуто смелое предположение, что автором разговоров, загадочным «А. С.» является никто иной как Суворов. Глинка вспоминал о разговоре с М.М. Херасковым, в котором поэт рассказал ему, что Суворов читал оба разговора в «Обществе любителей Российской словесности». Приводилось даже воспоминание об обсуждении диалогов в кругу Сумарокова с суворовской репликой в ответ на писательские замечания: «Я боюсь забыть, что слышал. Я верю Локку, что память есть кладовая ума; но в этой кладовой много перегородок, а потому и надобно скорее всё укладывать, что куда следует». Фраза вполне суворовская: поэт постоянно задумывался о свойствах человеческого ума, о том, как можно упражнять память и волю. Сам жанр диалогов в загробном мире – популярный в XVIII веке – требует от автора фантазии и артистизма, чего Суворову было не занимать. Пафос диалогов – размышление над образом истинного героя, милосердного и великодушного, над истинной славой и жалким тщеславием – соответствует суворовской идеологии. И всё-таки, у современного исследователя немного оснований приписывать эти произведения перу Суворова, как это сделал Кирилл Васильевич Пигарев в своей яркой, талантливой во всех отношениях книге «Солдат-полководец» (1943). Скорее всего, правнук Тютчева, филолог и историк К.В. Пигарев поверил в красивую, но не вполне достоверную легенду Сергея Глинки. Суворов никогда не упоминал «Разговоры» в письмах – а факт публикации в авторитетном журнале был бы лестным для внимательного к литературной жизни полководца. Убедительно сказал В.С. Лопатин: «Тяжёлый язык «Разговоров», написанных по канонам высокого стиля, лишь оттеняет живость, точность и красочность языка суворовских писем». И всё-таки из рассказов С.Н. Глинки нам ясно, что Суворов не был пассивным участником заседаний «Общества любителей российской словесности». Он участвовал в прениях, спорил, выслушивал замечания, словом, учился.

Формально Суворов не был кадетом, но на мраморной доске в Первом кадетском корпусе имя слушателя занятий, генералиссимуса А. В. Суворова значилось наряду с выдающимися выпускниками корпуса — фельдмаршалами П. А. Румянцевым-Задунайским, М. Ф. Каменским, А. А. Прозоровским.

Долгих одиннадцать лет (считая пять с лишним лет учебного отпуска) Суворов служит в нижних чинах – с 1747 года капралом, затем – подпрапорщиком, сержантом, затем – премьер-майором… В 1752 году ему поручили ответственное задание, требовавшее распорядительности и знания иностранных языков: сержант Суворов был послан с депешами в Вену и Дрезден. Командировка вышла длинной – аж на полгода. Сержант… Сверстники Суворова – такие же аристократы, как Александр Васильевич, успели обогнать его по службе, но медленное продвижение по служебной лестнице сформировало суворовский гений. Служба в нижних чинах позволила зоркому, усердному исследователю армейской жизни составить объективное мнение о человеческих качествах и профессиональных возможностях русского солдата. Без службы в нижних чинах Суворов никогда бы не стал истинно народным генералом. В наших беседах о Суворове мы ещё не раз вернёмся к этому обстоятельству… Прославленный герой и в лучшие дни своей великой славы ценил собственную близость к народу, солдатскую простоту, иногда с лукавством называя ее «грубостью». В годы наивысшей славы полководца Суворова российская элита переживала период лихорадочного увлечения европейской, а в первую голову – французской культурой. Именно тогда галльская картавинка стала родовым признаком русской аристократии, которая всё чаще изъяснялась не на родном языке. Суворов со своими солдатскими замашками казался галломанам совсем уж эксцентрической личностью. А для патриотов, для русофилов всех поколений Суворов станет боевым знаменем.

В начале 1754 года С.Ф.Апраксин – командир гвардейцев-семёновцев – ходатайствовал перед императрицей о производстве отличившихся унтер-офицеров гвардии в армейские офицеры. И 25 апреля гвардейцы смогли ознакомиться с поимённым списком унтер-офицеров, получивших первые офицерские чины. Таковых насчитывалось 176 человек, большинство из них стали подпоручиками. 35 особо прилежно служивших в гвардии унтер-офицеров сразу были произведены в поручики – и среди них Александр Суворов. Среди подписей под грамотой о производстве Суворова в поручики мы находим и подпись члена присутствия Военной коллегии, бригадира Василия Ивановича Суворова. Теперь Суворов получил право выбрать полк, в котором ему предстояло продолжить военную службу. Молодой поручик выделил два полка – Ингерманландский и Астраханский, прославленные в баталиях петровской Северной войны. И 10 мая он получил назначение в Ингерманландский полк, входивший в дивизию генерала А.И. Шувалова. Этот славный полк был связан с деятельностью второго российского генералиссимуса Александра Даниловича Меншикова – отличился при Калише, победно сражался при Лесной. Гордились в полку и причастностью к Полтавской победе. Там продолжит службу молодой офицер Суворов.

Арсений Замостьянов