«Наполеон на острове Святая Елена» (картина Франсуа-Жозефа Сандмена)
Погожий мартовский полдень, экскурсия по столице Франции. Первый округ Лувра, гид рассказывал о Дали и Дидро, а я думал о императоре Наполеоне, во втором округе говорили о Калиостро, Моцарте, Шопене, Листе, Гоголь писал здесь «Мёртвые души», а я представлял, как семейство Бонапарт проследовало по улице Биржи или бульвару Опера, казалось, «Корсиканский дракон» только что промчался со свитой маршалов мимо собора Парижской Богоматери. Лишь на рю Камбон у церкви преподобного Серафима Саровского, построенной русскими эмигрантами первой волны, я вспомнил о России. Прошёл первый день моего пребывания в Париже. Вечер я коротал в номере. Раздался телефонный звонок. Наш переводчик попросил меня спуститься в фойе. Он рассказал, что сейчас за нами приедут организаторы нашей поездки, которые приглашают нас на ужин.
Лысоватый тучный господин оказался потомком императора Франции его звали Гийом Бонапарт. Высокорослый брюнет представился Филиппом Рейнаком, адвокатом и сопредседателем исторического клуба «Наследники Наполеона». Я сразу узнал его, он был у меня на открытом уроке в самом начале учебного года. Мы приехали в так называемое новое «чрево Парижа», этот район был застроен сотнями ресторанов вдоль набережной Сены. Подумалось как две сотни лет назад речную переправу через табачно-зелёную Сену возводили флотские гвардейцы из Северной Пальмиры под командованием капитана 1-ого ранга Карцева.
- Это «Бонапарт», это «Флор», а это «Липп», а вот и «О де Маго» - без устали восклицали французы.
Наконец мы прибыли в ресторан «Остров святой Елены». Здание оказалось выкрашенным в охристо-жёлтый цвет, по словам Рейнака оно было похоже на дом императора Наполеона в Аяччо. У входа нас встретили двое суровых туземцев переодетых в мамлюков. Ресторан был обставлен ценной мебелью в стиле ампир, на стенах висели копии картин и гравюр известных мастеров, я успел распознать работы Адама, Гро, Давида, дю Фора. Разодетые официанты напоминали «Великую армию» был польский улан, саксонский кирасир, французский гусар, португальский и испанский пехотинцы, запомнился бармен в форме итальянского гренадера, а чистильщик обуви был швейцарским офицером, полотёры носили форму иллирийских и далматинских солдат. В каждом зале работали администраторы в форме офицеров императорской гвардии. Помимо вин из Шампани, Божоле, Бордо нам предложили продегустировать фирменные напитки заведения: Тулон, Аустерлиц, Бородино…
Я выбрал: «Бородино».
«Прекрасно! Вы пьёте за победу «Великой армии»» - радостно воскликнул адвокат.
«Бородино - это последний рубеж славы новоявленного властелина мира. Небольшой деревеньке близ Можайска волею истории суждено было стать границей, за которой началось чистилище «Великой армии» и духовное тление французского императора. Крутые курганы, смешанные леса, глубокие овраги, неприступные холмы, стремительные ручьи, непроходимая река, болотистые низины так выглядел русский ад для многонационального воинства, овеянного мифической славой» - парировал я.
Рейнак, продолжил: «Давайте к делу! Понимаете, незадолго до смерти императора Наполеона, на остров святой Елены приезжал русский офицер. Он имел неофициальную беседу с императором, она длилась несколько часов. Впоследствии этот русский провёл некоторое время во Франции, где встречался с высшими офицерами «Великой армии». Цель этих бесед не ясна. Имя этого офицера Фёдор Бекренёв. Он был в чине полковника, и является вашим родственником, но это ещё не всё» - продолжал Рейнак.
«Так вот» - задумчиво произнёс он, «совсем недавно, были найдены обрывки текста, написанного на французском языке. Эта рукопись принадлежит полковнику Бекренёву. На документе можно прочесть число, месяц, год, и подпись русского офицера. Бумага эта была выставлена на аукционе «Сотби». Реликвия принадлежала семье шотландцев из графства Эйршир, текст был найден в фамильных архивах. Родственник этой семьи предположительно вывез рукопись с острова святой Елены после смерти Наполеона. И мы разыскали вас господин Бекренёв в надежде на сотрудничество, нам известно, что вы помимо своей преподавательской деятельности, имеете пристрастие к историческим загадкам».
«Вы, по всей видимости, читали мои публикации о нашествии французов» - отвечал я.
«Ваше предложение, интересно, я заинтригован. Но что вы хотите от меня? Конкретно?» - вопрошал я.
«Мы предлагаем вам сотрудничество с нашим фондом, вы в Москве постараетесь разыскать информацию, которая могла бы нас заинтересовать, нам увлекательна любая новость о пребывании императора Наполеона в Москве». Рейнак передал мне в руки оригинал документа, исключительно для ознакомления:
Он запомнился мне человеком маленького роста, сильно располневшим, отёкшим, изрядно облысевшим. Голова его была покрыта язвами, так же, как и руки. Ещё со времён военных походов в Африку он был болен чесоткой, да и не только ей, когда зуд усиливался, а язвы кровоточили, он становился похож на больного проказой.
«Запомните! Я видел Его, Он спустился за мной с небес, пройдя сквозь века. Спросите у Бертье! Разговорите Нея, Даву, Коленкура, Мортье …. Спросите этого Мюрата, они были там… Нет! Мои маршалы! Мюрат, Даву, Ней, Бертье…».- его голос как заклинание звучал над виллой Лонгвуд.
Мрачное небо и сквозистый ветер буквально выгоняли меня с затерянного скалистого острова.
На этом текст обрывался. Кого увидел император Наполеон? Этот вопрос хотели разгадать французы. Им удалось отыскать несколько воспоминаний, оставленных его близким окружением. Я забрал копии документов. Мы попрощались, таксист доставил нас в гостиницу.
***
Они возникли после первого артиллеристского выстрела из густой вязкой мути, их скованные колонны надвигались на деревню Бородино. Линейные пехотинцы генерала Дельзона после штыковой схватки продавили ряды лейб-гвардии егерского полка. Командир гвардейских егерей полковник Бистром получил приказ отступить на правый берег реки Колочь. Увлечённые победным наступательным порывом пехотинцы устремились вслед за гатчинскими егерями через мост. Киноварная вспышка и угольная туча на мгновенье укрыла солнце. Мост через реку Колочь пламенел и распадался. Три десятка добровольцев из Гвардейского экипажа под командованием мичмана Лермонтова отсекли передовые части дивизии Дельзона и закрыли дорогу корпусу неаполитанского вице-короля Богарне. А на правом берегу Колочи клокотал и краснел зелёно-синий людской вал. Собранный из лучших дворцовых, петербуржских, кронштадских гребцов морской экипаж, выжившая часть гвардейских егерей три подоспевших егерских полка истребляли 106-ой линейный полк дивизии Дельзона.
***
Днём мы прогуливались по Елисейским полям, где когда-то блистали гвардейские кирасиры генерала Депрерадовича. У Триумфальной арки мне привиделись храбрецы лейб-гвардии конного полка генерал-майора Арсеньева. Мы прошли по мосту Александра III, на выходе из церкви Мадлен мне показались гвардейские егеря неустрашимого Бистрома. Остался в памяти собор Александра Невского, в нём отпевали Тургенева и Шаляпина, Кандинского и Бунина, Тарковского и Окуджаву. И в тот момент, когда задумчивая весенняя новь Парижа стала расслаблять, мы оказались в музеи восковых фигур Гревен. Я снова встретил Наполеона. Театр «Гранд-Опера», галереи, пассажи, бульвары Итальянцев, Мадлен, Капуцинов не отложились в моей памяти. Сославшись на усталость, я отправился в гостиницу.
***
На полном ходу кавалергарды полковника Левенвольде врезались в полки вестфальских и саксонских кирасир Лоржа, и вот уже на петербуржских латников насели полки польских пикенёров, уланы графа Рожнецкого, ударили с фланга и в тыл. Дым, пылища, свист, разноязычные выкрики, в рукопашной схватке кавалеристов всё перемешалось блеск эполет, яркие попоны, многоцветные чепраки, волосяные гребни, колющие пики, срубающие палаши, рассекающие сабли, блестящие кирасы… В ожесточенный бой ввязались петербуржские конногвардейцы, налетевшие на «огаланских» шляхтичей. Гибнет Левенвольде, раненного командира конногвардейцев Арсеньева сменил полковник Леонтьев. В жесточайшую рубку вступили кавалеристы корпуса дивизионного генерала Груши. Промчались саксонский и баварский лёгкоконные полки, голландские гусары, выручать лейб-гвардии конный полк ринулись драгунские полки 2-ого кавалерийского корпуса генерал-майора Корфа. Как меняла свой цвет убийственная сеча она белела, желтела, синела, зеленела, рдела и наконец, исчезла. Французская кавалерия 4-ого и 2-ого кавалерийских корпусов дивизионных генералов Латур-Мобура и Груши была опрокинута и в окровавленной сумятице умчалась к Семёновскому ручью. Грандиозное дымчато-пурпурное зрелище напоминало Чудское побоище, Куликовскую битву, Грюнвальдское сражение, Курскую дугу!…
***
Светлое утро последнего дня. Мы бродили по округу Марэ, были в музеи Гюго, Ратуше, Центре Помпиду, у башни Сен-Жак, а у собора Парижской Богоматери, вспомнился Бонапарт, в этом храме хранится вывезенная из Москвы икона Иерусалимской Богородицы. Оказавшись в 7-ом районе Парижа, смотришь на Эйфелеву башню, фланируешь по Марсовому полю, как вдруг мысленно является Наполеон, он любуется гигантским крестом, который сняли с колокольни Ивана Великого в Москве солдаты молодой гвардии. Наполеон приказал, воздвигнуть этот крест над Домом инвалидов в Париже. Рассматриваю Дом инвалидов, а распятье, как и прежде, сияет божественным величием на звоннице Иоанна Великого в Москве.
Молитва прп.Сергию Радонежскому о даровании победы над Наполеоном. Фрагмент иконы святого праведного Феодора Томского
По возвращению в Россию, засушливой осенью, восьмого октября состоялась школьная экскурсия в Троице-Сергиеву Лавру, был день преставления преподобного Сергия Радонежского. Патриарх, паломники из Греции, Украины, Белоруссии, Сербии, Черногории произвели памятное впечатление на ребят. Около обители, ко мне подошёл маленького роста старец, сухенький, чёрная ряса, кипенная борода, васильковые глаза, он протянул мне тоненькую книжечку «Житие преподобного Сергия игумена Радонежского». Монах растаял в скопление людей. В автобусе я заглянул в житие:
«В Кремле с гигантской башни, я взирал на выгоревшие просторы сердца России, и тут я увидел его. Он спустился за мной с небес! Он шёл, скрестив руки на груди, он был спокоен и грозен. Его окружали бородатые старики с крестами и ликами, вся эта процессия двигалась на меня. За ними с трёх сторон как на параде маршировали доблестные войны. Меня окружал пепельный морок. Удушье овладело мной. Более я ничего не помню.
По дороге из Москвы рейнский кирасир, макленбургский гренадёр, вюртембергский и баденский пехотинцы несли огромный образ, усыпанный драгоценными камнями. На нём был изображён мой гость, тот, чей голос я слышу до сих пор. Между мародерами назревала ссора. Ко мне привели пленного партизана. Израненный гусарский офицер поведал, что на иконе изображён великий русский святой, преподобный Сергий Радонежский, который изгнал из России азиатское полчище. Теперь этот святоша выдворил и меня».
Выдержка из письма полковника лейб-гвардии Московского полка Фёдора Бекренёва, адресованного архиепископу Московскому Филарету (Дроздову). 25 сентября (8 октября) 1822 года. Москва.
Александр Орлов
Икона с сайта Страничка общины храма сошествия Святаго Духа на Лазаревском кладбище г. Москвы
Метки к статье:
Автор материала:
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.